— Ты такая красивая, — шептал он Аглаечке, когда ненадолго успокаивался.
Аглачка улыбалась беззубым ртом в ответ.
Наконец шкура, закрывавшая вход в пещеру, была отведена в сторону, и вовнутрь зашел высокий хмурый мужчина. Его грудь украшали шрамы и ожерелья из клыков крупных хищников — свидетельства отваги и удачи. Но сегодня удача ему изменила. Альфа был очень зол.
— Покажи, — бросил он омеге.
Папочка заскулил и тогда мужчина выхватил ребенка, брезгливо вытряхнув из шкурок.
— Самка? — заревел он на пару с Аглаечкой, которой пришлась не по вкусу такая бесцеремонность. — Лучший омега племени, из-за которого я пролил кровь на поединках и заплатил огромный выкуп, породил не альфу, не омегу и даже не бету, а самку, подобно дикому зверю?
— Это твой ребенок, — жалобно ответил омега. Альфа молча развернулся и вышел. Вслед за ним зашли старейшины-беты. Они долго рассматривали Аглаечку, шамкая беззубыми ртами, и огласили приговор.
Папочка словно окаменел, но подбежавшие омеги быстро вытолкали его наружу. Перебирая слабыми ногами, бережно придерживая ребенка, он поднимался на вершину под улюлюканье и свист, к тому же получая обидные и болезненные тумаки от разъяренных омег и альф, пока не подошел к самому краю.
— Я все равно тебя люблю, — сказал он Аглаечке, нежно улыбаясь. Перед тем, как толпа сбросила их вниз, Аглаечка хотела его успокоить, чтобы он не боялся, потому что умирать не страшно, она уже делала это, но из ее горла вырвалось лишь младенческий плач.
Вместо боли от удара об землю Аглаечка содрогнулась в пароксизме страсти — счастья продолжения рода. Ее огромное тело парило в космосе, порождая все новых и новых детей — Пожирателей звезд. Она с любовью смотрела, как они выходят из ее плоти: голодные, злые, неумолимые. Как устремляются вперед, и в их огромных пастях исчезает время и пространство. Когда-нибудь они вернутся к ней и цикл завершится — ее Вселенная перестанет существовать, превратиться в ничто, чтобы возродиться и снова исчезнуть в никуда. Кто-то бы назвал это отвратительным, но Аглаечка знала ничего не может быть прекрасней бесконечности. Только какая-то противная мысль мешала насладиться счастьем в полной мере — Аглаечка могла поклясться, что чувствует запах дешевого лака и звериных шкур.
— Мамочка! — заорала Аглаечка. От своего крика она замерла и очередное дитя, не дождавшись родильной судороги, прогрызло дыру в ее чудовищно длинном теле, похожем на гусеницу. Аглечка содрогнулась от боли.
