Солдатики, офицеры, интеллигенты часто критически высказывались о нехватке оружия, о неспособности командиров, констатировали, что немец силен, что он хорошо организован и… тут же останавливались перед какой-то невидимой чертой, которую переступать они боялись, по крайней мере в это время, даже в мыслях.
В больнице меня застало начало блокады. О блокаде писали много. Расскажу о том, как события воспринимались нами, простыми людьми, Питер всегда считался пограничным городом. До 1940 года граница проходила в 30 километрах от города, около Белоострова за Сестрорецком. Считалось аксиомой, что в случае войны Ленинград первый подвергнется нападению.
После советско-финской войны граница отодвинулась за Выборг, но это не меняло положения. Была воздвигнута линия обороны с центром в Хитола. Как раз наш запасной полк (саперы) работал над ее укреплением: рыли дзоты. Ко всеобщему удивлению, в самом начале войны со стороны финнов — полное молчание. Они, правда, объявили нам войну, но в наступление не перешли.
Между тем на западном фронте события развивались драматически: в первый же день войны была прорвана первая линия укреплений, пали Ломжа, Кельна и Брест, затем в мгновение ока были заняты Латвия и Эстония, затем пал Псков, — немецкая армия стремительно рванулась вперед. В августе пала Луга, в восьмидесяти километрах от Ленинграда.
Ворошилов, тогдашний главнокомандующий Ленинградским фронтом, стремительно оттянул войска с финской границы (в том числе и остатки нашего полка), перекинул к реке Луга, где собирался дать бой, но немцы боя не приняли, обтекли Ленинград, пересекли Мурманскую железную дорогу.
В этот момент финны перешли в наступление, в течение четырех дней заняли все пространство, отвоеванное у них в 1939–40 годах с таким трудом, и вышли к старой границе.
4 сентября 1941 года финны соединились с немцами у Мги. Кольцо вокруг Ленинграда сомкнулось. Началась блокада.
Я лежал в этот день в больнице. Хорошо запомнил день четвертого сентября. В шесть часов загудели гудки. Тревога. Тревоги были в то время постоянные, но без бомбежек. Нас они даже развлекали. Приходилось выходить в сад. Было бабье лето, погода хорошая. Бомбоубежище — метров 50 от больничного корпуса.
И вдруг «зажигалки», зажигательные бомбы. Это было красиво.
С неба падают свечки, свечки летят на траву. Живо осталось в памяти: зеленая трава, кусты, и под ними все свечки, свечки, свечки. Вспомнился Гоголь: «Ночь накануне Ивана Купала». Одна свечка упала совсем рядом, шагах в десяти. Хотелось любоваться, гулять по зеленому саду. Так не хотелось идти в тесное, темное бомбоубежище. Потом бомбежка прекратилась. Пришел отец, сказал. «Весь Невский в зажигалках».
