Скандал! Ворошилова сменили. Тимошенко впал в другую крайность. За норму был принят девиз Суворова: «Тяжело в ученье — легко в бою!» В результате в начале войны в армии был создан искусственный голод. Ржавая селедка и отвратная ячневая каша — шрапнель. Спали вповалку на голых досках. Мне это нравилось. Несмотря на свою растяпистость, люблю солдатскую и лагерную жизнь. Но «брат осел», как называл святой Франциск тело, подвел.
Врачи диагностировали — «брюшняк». Правда, ошиблись; оказалось, это всего лишь паратиф. Вместе с отцом, «с папашей за ручку», как острили ребята, через весь Питер на окраину в так называемые «боткинские бараки».
И вот я опять увидел Питер, любимый чудесный город. Он, как всегда, строгий и оживленный. Но во всем чувствовалась война: озабоченные лица, очереди у вокзала, много солдат, офицеров, отец все время дергал меня за руку: «Отдай честь, офицер». Наконец дошли до «бараков».
Ничего себе, «бараки». Всю жизнь бы жить в таких бараках. Великолепные каменные дома, окруженные парком. История их такова. Во времена Александра Третьего в Питере начиналась холера. Выстроили наскоро за Николаевским вокзалом бараки. Начальником был известный русский врач Боткин. Денег правительство не пожалело, и общественность не поскупилась. А холера прошла. Что делать? И вот Боткин решил на месте деревянных бараков устроить великолепные помещения, больничные корпуса. В них-то я и пришел. Хорошие каменные здания, зеркала, души. Это после-то Черной речки. Быстро стал поправляться. Здесь, в спокойной атмосфере, можно было и подумать, стал осмыслять происшедшее.
Недавно, в связи с выходом в свет моей книги «Лихие годы», я выступал в «Имка-пресс» в Париже на пресс-конференции. После конференции ко мне подошла одна дама, моя старая знакомая еще по Москве. Сказала: «Вы же настоящий русский националист». В этом есть доля правды. Леон Фейхтвангер, как-то раз отвечая на вопрос корреспондента, сказал: «Умом я интернационалист, а сердцем еврей». Про себя я могу сказать: «Умом я безусловный интернационалист, а сердцем, несмотря на свое смешанное происхождение, русский и только русский». И еще одна цитата (раз уж начали цитировать знаменитостей) из Клюева: «Уму республика, а сердцу матерь Русь, Перед львиной пастию от ней не отрекусь».
Поражения армии в первые дни войны вызывали смешанные чувства. Прежде всего горечь за Россию, за русских. Суворов и Кутузов — это для меня не пустые слова. Это все близкие, свои, родные, как отец, как дед. Жизнью бы пожертвовал не задумываясь, чтобы быть с ними. Поэтому ощущал почти физическую боль при вестях о поражениях русской армии.
