Монахи оказали нам эту услугу, узнав о наших намерениях. Да, проводники нужны. Скоро закончатся дороги, которые мы можем с огромной натяжкой назвать знакомыми. Когда минуем джунгли Одноглазого, нам понадобится переводчик и для него.
Вдруг Гоблин издал возмущенный клекот.
– Что такое? – спросил я.
– Да он им бессовестно врет!
И что здесь необычного?
– Откуда тебе знать? Ты ведь не понимаешь их языка.
– И не нуждаюсь. Я знаю Одноглазого – еще с тех пор, как твой папаша был сопливым мальчишкой. Глянь! Горазд он корчить могучего волшебника из далеких земель. Секунд через двадцать…
На лице Гоблина заиграла глумливая улыбочка. Он что-то пробормотал под нос.
Одноглазый воздел руку к небесам. В скрюченных пальцах появился светящийся шар.
Раздался громкий звук, словно из бутылки выскочила пробка.
Рука Одноглазого наполнилась болотной жижей, тут же просочившейся сквозь пальцы и потекшей к локтю. Опустив руку, он в недоумении воззрился на нее.
Затем завизжал и резко обернулся к Гоблину.
Тот, невинный, словно дитя, усиленно изображал беседу с Мургеном. Но вороватые глаза Мургена, не имеющего мочи притворяться, выдали Гоблина с головой.
Одноглазый по-жабьи раздулся, готовый взорваться. Но случилось чудо: он сдержался. По губам скользнула скверная улыбочка, и он вернулся к разговору с проводниками.
Сколько знаю его, то был второй случай, когда он сохранил самообладание и не поддался на подначку. Хотя в этот раз зачинщиком был Гоблин, что тоже случалось редко.
– Становится интересно, – сказал я, обращаясь к Маслу.
Тот утвердительно хрюкнул. Его все это нисколько не волновало.
Тогда я спросил Одноглазого:
– Ну? Уже объяснил, что ты Глас Северного Ветра, некромант, явившийся утолить боль их сердец, приведенный сюда тревогами за благополучие туземцев?
Он действительно однажды испробовал такой трюк на племени, у которого накопился преизрядный запас изумрудов. И на горьком опыте убедился, что дикари – не значит тупари. Они совсем было собрались сжечь обманщика, привязав к столбу, но Гоблин решил его выкупить. Вопреки собственной натуре, о чем он с завидным постоянством сожалел после.
– Да нет же, Костоправ, на сей раз совсем не то. Разве стал бы я со своими такие шутки шутить?
Стыда у Одноглазого не было ни на грош. Ну зачем лгать тому, кто знает его насквозь? Он и со своими проделает что угодно, да еще с каким удовольствием! И вообще с кем бы то ни было, будучи уверен, что ему это сойдет с рук. И совесть его мучить не станет.
