От золотого тельца до «Золотого теленка». Что мы знаем о литературе из экономики и об экономике из литературы | страница 80
В нелицеприятном свете выставлен еврейский ростовщик и Пушкиным в «Скупом рыцаре» (1830). Он не сравнивается с дьяволом, но ушел от него не очень далеко. Альберт, сын богатого барона – скупого рыцаря, протратился и хочет занять денег. Залога у него нет. А под честное слово ростовщик не дает: пока Альберт жив, его слово «много значит», но случись с ним что, и оно станет подобно ключу от брошенной в море шкатулки. У ростовщика, однако, находится выход – он предлагает отравить отца зельем, которым может снабдить Альберта «знакомый старичок, аптекарь», а когда Альберт отказывается, делает вид, что пошутил.
***
Ростовщиков подвергали остракизму с незапамятных времен – и государство, и церковь. В Средние века христианство считало ростовщичество формой грабежа, то есть грехом. В роли ростовщиков обычно выступали евреи, и образы ростовщиков-евреев в мировой литературе не слишком милосердны к своим прототипам. Впрочем, эта традиция восходит к Библии: во время Исхода Моисей отлил из украшений золотого тельца, этому идолу вдруг стали поклоняться, и библейский телец превратился в символ наживы, власти, денег, богатства и алчности.
В иудаизме, как и в христианстве, ростовщичество тоже считалось грешным делом, но евреям было разрешено ссужать под проценты христианам и сарацинам (арабам), чтобы не вовлекаться в еще больший грех – взимание процентов с единоверцев. Именно поэтому большинство ростовщиков были евреями (а еще потому, конечно, что в большинстве христианских стран им веками запрещалось заниматься другими профессиями). Впрочем, христианам тоже дозволялось давать деньги в рост сарацинам.
В Средние века правовой защиты ростовщиков не существовало. Опустошить карманы заимодавцев мог любой рыцарь – по праву сильного. Приходилось всячески лавировать и скрывать наличие денег. Ростовщик Исаак, один из героев романа Вальтера Скотта «Айвенго» (1819), действие которого происходит в XII веке, возвращаясь домой из дальних странствий, попадает в руки рыцарей, следующих на турнир. Те, обзывая его нечестивым псом, обвиняют Исаака в желании «своим лихоимством вытянуть все силы из дворян». Исаак пытается убедить их, что у него нет «ни одного шекеля, ни одного серебряного пенни», но рыцари не верят и собираются отобрать деньги, когда тот уснет. Предупрежденный о готовящемся покушении на его кошелек «добрым пилигримом», под видом которого путешествует рыцарь Айвенго, Исаак с его же помощью бежит из замка, где компания остановилась на ночлег. Как только беглецы пересекают ров, Исаак спешит «подсунуть под седло своего мула мешочек из просмоленного синего холста, бормоча все время, что это перемена белья, только одна перемена белья, больше ничего».