– О, привет, Иэн. Джон еще не появлялся? Прошу прощения, что побеспокоила.
– Ничего страшного. Еще нет. Но как только появится, я попрошу его позвонить тебе. Он мог с утра пораньше отправиться на ипподром посмотреть на разминку Голден Леди. Ты не звонила в Скаковой клуб?
– Звонила, но они не припомнят, чтобы он там завтракал, а разминка проходила с пяти до шести утра. Будь он проклят! Ни о ком не думает. Айийя, эти мужчины!
– Может, вышел в море на яхте? Здесь ему нечего делать до ланча, а день сегодня отличный, чтобы выйти под парусом. Ты же знаешь, какой он, – на стоянке проверяла?
– Я не могу, Иэн, туда надо ехать, там нет телефона. У меня время назначено в парикмахерской, и я просто не могу это отменить – весь Гонконг будет у тебя сегодня на приеме, – я просто не могу все бросить и мчаться в Абердин.
– Пошли одного из своих водителей, – сухо предложил Данросс.
– Тана сегодня нет, а Учат возит меня, Иэн. Я просто не могу послать его в Абердин: на это уйдет битый час, а у меня еще партия в мацзян с двух до четырех.
– Я скажу Джону, чтобы он позвонил тебе. Это будет примерно во время ланча.
– Я вернусь самое раннее в пять. Пусть только появится, получит по самое некуда. О, ну спасибо, извини, что побеспокоила. Пока.
– Пока. – Данросс положил трубку и вздохнул. – Чувствую себя нянькой какой-то, черт возьми.
– Поговорите с отцом Джона, тайбань, – предложила Клаудиа Чэнь.
– Говорил. Один раз. Больше не буду. В этом виноват не только Джон. Эта дама кого угодно доведет до умопомрачения. – Он ухмыльнулся. – Но я согласен, что разошлась она дальше некуда: на сей раз Джону это будет стоить кольца с изумрудом или, по крайней мере, норкового манто.
Телефон зазвонил снова. Клаудиа подняла трубку:
– Алло, офис тайбаня! Да? О! – Довольное выражение исчезло, и она посуровела. – Минуточку, пожалуйста. – Она ткнула клавишу. – Международный от Хиро Тоды из Иокогамы.
Данросс знал, как она относится к Хиро Тоде, знал, что она ненавидит японцев и не одобряет связей Благородного Дома с ними. Он тоже не мог простить японцам того, что они творили в Азии во время войны. Как относились к побежденным. К беззащитным. К мужчинам, женщинам, детям. Концлагеря и смерти, которых могло бы и не быть. Как солдат он не имел против них ничего. Ничего. Война есть война.
Сам он воевал с немцами. А Клаудиа провела войну здесь, в Гонконге. Как евразийку, ее во время японской оккупации не посадили в тюрьму Стэнли вместе со всеми гражданскими европейцами. Она с сестрой и братом пыталась помогать военнопленным, доставляя тайком в лагерь пищу, медикаменты и деньги. Ее схватила
