— Могущественные силы, постижению которых посвящена моя жизнь, желают черных голубей и оскорбятся, если я предложу им белых… — Гордо сообщила Дейри, но тут же сбилась на менее пафосный тон. — Что, совсем черных нет? Ну давай тогда хотя бы серого…
Кряхтя, Этхоль поднялся, зашел в голубятню и вскоре вернулся, неся серого голубка, которого и вручил госпоже. Пока Дейри несла птицу в свою комнату, та пару раз едва не вырвалась, и уже в комнате Дейри замерла, сообразив, что не может отпустить голубя для того, чтобы подготовить письмо к отправке — сделай она это, ловить его потом придется по всему помещению. И посадить птичку некуда. Ну разве что в корзину к мертвой голове. Дейри сделала шаг в сторону церемониальных покоев, но затем подумала, что птице близость шевелящейся и издающей звуки мертвой головы может нанести тяжелую душевную травму, и остановилась.
— Куда мне его посадить, чтобы не улетел, пока привязываю письмо? — Обратилась она к Коте.
— Смотри!.. — Котя запрыгнул на стол и взмахнул лапками. — Делай такое заклятье.
Дейри ощутила, как меняется ее восприятие, как ее Тэннак, откликаясь на воздействие демоненка, становится чувствительнее к тонкому миру. Убедившись, что она хорошо видит то, что он хотел показать, Котя начал творить простое заклятье, проговаривая его ключевые элементы вслух на одном из демонических диалектов. Дейри почувствовала, как будто ее внимание и волю что-то захватывает… впрочем, Котя тут же развеял чары, не доведя их до конца.
Дейри заглянула в глаза голубю и, прежде чем применить магию, зловещим тоном изрекла:
— Я порабощу тебя, жалкое создание!
Голубь посмотрел на нее недоуменно. Однако, уже через несколько секунд его застывший взгляд вовсе перестал выражать что-либо, а трепыхания прекратились. Дейри аккуратно опустила птицу на стол, положила письмо в легкий пергаментный футлярчик, и привязала футлярчик к лапке голубя. Теперь нужно было дать понять птице, куда лететь. Это заклятье она знала наизусть.
Дейри пролила из графина немного воды на стол и, погрузив в воду кончик указательного пальца, кое-как нарисовала влажный кривой узор вокруг голубя. Наклонившись, она зашептала заговор, вызывая в своем воображении путь, который предстояло проделать птице, и образ адресата. Важнее мысленных картинок было ощущение направления и Слепок Керстена, но и об этом она не забыла. Выполнив все необходимое, она открыла ставник, взяла голубя, и, вытянув вперед руки, напутствовала его:
