— А ты… женат?
— Нет.
— Из-за меня?..
Он промолчал. Она заплакала.
— Ты извини. Я всегда знала, что ты меня любишь. А я… Да что говорить — поздно…
— Неужели поздно?
— Андрей, я ничего-ничего не знаю. Ты поправляйся, ладно? Осколок вынули удачно. Доктор говорит: все хорошо. Я ухожу, но я еще приду. Ты будешь ждать?..
Веслов молчал. Молчал и тогда, когда Надя, наклонясь к нему, поцеловала в небритую щеку. И лишь когда она вышла из палаты, он произнес:
— Все будет хорошо.
А после долго лежал с открытыми глазами, снова вспоминая городишко своей офицерской юности, свою хозяйку и тоненькую девушку Надю, ее огненные банты и думал: «Как все-таки хорошо, что все это было…» А в душе его звучала и звучала музыка. Звучала чисто, ровно, наполняя душу Веслова запахом и жасмина, и сирени, и дождя, и едва уловимым запахом Надиных волос.
Письмо было адресовано заместителю командира дивизиона по политчасти майору А. Редько.
«…Спасибо Вам, Анатолий Григорьевич, за то, — писал сержант запаса Виктор Шмелев, — что Вы помогли мне с честью пройти школу армейской закалки. Если потребуется, я готов снова встать в солдатский строй».
И далее Шмелев сообщал, что учится на подготовительном отделении университета, дела идут хорошо и что он, Виктор, обещает во всем высоко держать честь отличного боевого коллектива, в котором служил.
Политработник отложил письмо. Задумался. Шмелев… Виктор… Оператор… Многих таких, как этот воин, держит в памяти Анатолий Григорьевич. Люди пишут, выражают признательность за воспитание.
Да, воспитание людей — дело благодарное, но нелегкое. Ведь сколько людей — столько и характеров, и к сердцу каждого своя, особая, тропка ведет. Попробуй отыщи ее. Робкому — помоги поверить в свои силы, излишне самоуверенному — открой глаза на его спесивость, помоги развеять преувеличенное о себе мнение… Непросто все это. Но надо. В интересах самого человека надо.
И тут нельзя забывать как об отдельном человеке, так и о коллективе в целом, о его сплочении. Не забывать прежде всего политработнику, ведь он душа подразделения, воспитатель, учитель, политический боец…
Уже смеркалось. Анатолий Григорьевич подошел к окну, за которым бесновалась пурга. Вспомнил, как точно в такую же погоду не так давно прозвучала сирена, возвестив о начале учений с боевой стрельбой. Среди тех, кто выезжал на полигон, был комсомолец рядовой Шмелев. Он да еще двое — рядовые Александр Щербаков и Геннадий Матушкин — Анатолию Григорьевичу особенно запомнились. Случилось так, что по разным причинам этих троих солдат на стрельбы поначалу брать не хотели.
