Проехав еще с полверсты, я увидел человек 25–30 пеших Они кричали и крепко ругались. Винтовки у них были за плечами, казалось, они собираются куда-то идти и о чем-то не могут сговориться. Приблизившись, я различил слова: «А что ты нам сделаешь? Пошел ты… Без тебя обойдемся…»
Не доходя до них шагов тридцать, я спросил: «Вы такого-то полка?» Получил дружный утвердительный ответ. Последовал и встречный вопрос: «А тебе что надо?» Не отвечая на вопрос, я спросил: «Кто из вас командир?» Ответил тот, кому группа возражала и угрожала. Он стоял в центре толпы и попытался подойти ко мне, но несколько человек его грубо удержали. Подозрение, возбужденное отдельными услышанными фразами, заставило меня приготовиться ко всему. Это было не лишним: ко мне подошел один из наиболее «активных», взял лошадь за уздечку и предложил сойти. Все стало ясно. Взмахнув клинком, я категорически приказал: «А ну, оставь коня!» Крикун увернулся от удара, а я поскакал по опушке. Мне несколько раз выстрелили вслед.
Наутро мы узнали, что от левого соседа, находящегося в лесу, взвод пехоты перешел к белым, убив своего командира. После этой новости стало совсем понятно, что меня ожидало, если бы я слез с лошади.
В те годы в Красную Армию проникали порой анархические, полууголовные, а то и прямо бандитские элементы, причинявшие много зла.
Когда мы отходили к Чернигову, в нашем эскадроне было много молодых рабочих, добровольно пришедших в армию, ранее в ней не служивших. Они были готовы умереть за наше общее дело, но не умели как следует стрелять, рубить, ездить на коне, о строе и боевых порядках конницы имели смутное, представление.
Командир эскадрона и политрук были людьми исключительной преданности делу революции; любое затишье между боями они стремились использовать, чтобы научить своих подчиненных самому необходимому.
Однажды командир эскадрона проводил с нами занятия. Оказавшись во время перерыва вместе с командиром в стороне от других, я сказал ему, что обучать лучше не так, как обучает он, а как написано в кавалерийском уставе. Командир выслушал меня внимательно и сказал: «Я в коннице не служил, устава конного не знаю. Попробуй позанимайся сам — я посмотрю, как у тебя получится».
Занятие провел я. Командир пристально следил за мной и по окончании сказал: «Учил хорошо, впредь по конному делу заниматься будешь ты, а стрелковое дело я возьму на себя». Вечером он подозвал меня к себе и тихо спросил: «Слушай, да ты не из этих ли, не из бывших?» Получив отрицательный ответ, он успокоился.
