И д’Ожерон выбрал путь уступок с поблажками.
Скажем, капёрские грамоты, позволявшие безнаказанно грабить испанские корабли, он выдавал безвозмездно, то есть даром, хотя его коллега с Ямайки, Томас Модифорд, брал за эти «лицензии на убийство» по двадцать фунтов за штуку.
В том же Порт-Ройале английские пираты вынуждены были с добычи своей выплачивать королевскую десятину, да ещё одну пятнадцатую отдавать в пользу лорд-адмирала, а вот губернатор Тортуги обходился всего десятью процентами, шедшими в казну его величества.
— Спасибо за угощение, — сказал Сухов, благодушествуя. — За работу. Воду вычерпываем, снасти чиним, паруса латаем — и на Тортугу!
Море и небо словно извинялись перед галиотом за допущенный шторм, подлащивались, насылая попутный ветер и приглаживая волны.
«Ундина» бодро одолевала морские мили, продвигаясь на север.
Управляться с кораблём впятером было непросто, но уж куда лучше, нежели на пару с Бастианом.
Олег, стоя за штурвалом, хмыкнул. Опять то же самое!
Опять ему по головам лезть, выбиваясь в какие-нибудь «генералы пиратов».[10]
А как иначе? В «низах» ловить нечего…
Хотя, если честно, не надо представлять пиратов Карибского моря уголовниками, по коим виселица плачет или плаха. Всё не так просто.
Да пожелай короли Англии и Франции искоренить пиратство, в Вест-Индии наступила бы тишь и благодать!
Всё дело как раз в том, что в Лондоне и Париже хотят иного — дабы флибустьеры плодились и размножались, ибо «джентльмены удачи» являлись грозной силой.
Им щедро раздавали капёрские грамоты, позволяя безнаказанно грабить и топить суда «вероятного противника», чаще всего Испании, и целый флот корсаров с энтузиазмом грабил потомков конкистадоров, ведя «странную войну» на море.
Тем более что в данное время между Испанией и Францией опять шла война — Деволюционная, за Нидерланды.
Как говорится, грех не воспользоваться случаем да не ущипнуть Испанскую империю, эту не в меру раздобревшую дуэнью, за её жирный зад — в районе Вест-Индии.
Тому же королю Людовику это было вдвойне, даже втройне выгодно: пираты ослабляли испанское господство, нанося хитроумным идальго неслабый урон, и при этом его величество не тратил на боевые действия ни единого су.
Более того, десятая доля от добытого флибустьерами причиталась ему, и гешефт выходил изрядным. Кто ж, находясь в здравом уме, запретит пиратство?
А начнут в Алькасаре[11] ныть и жаловаться на французских корсаров, из Лувра им доходчиво объяснят, что король Франции не имеет к этим беспредельщикам никакого отношения…
