— Точно не знаю, но догадываюсь. Если я откроюсь, обещаешь ли сохранить в тайне сказанное?
Изай молча вытащил нательный крестик и поцеловал его.
— Ведомо тебе, — сказал Олег, — что тысяцкий послом был?
— Наслышан.
— А насчет того, что Гуюк-хан тоже слал своих людей к князю киевскому, известно ли?
Изай с интересом посмотрел на Олега.
— Не знал о том, — сказал он, — но не удивляюсь. Хан Гуюк гневлив и мнит себя царём в степи, даже слово Бату ему не указ.
— Гуюк-хан направлял в Киев сначала одного посла, потом другого. И обоих Бэрхэ-сэчен убил.
— Ого!
Половец нахмурился, покачал головой.
— А я ещё и пожурил его за это… — досадливо сморщился Сухов. — Хватило ж ума!
— Если об этом прознает хан Гуюк… — протянул арбан, — то он призовёт своих китайских палачей, и те предадут Бэрхэ-сэчена изощрённой казни. И никто не спасёт тысяцкого, даже Бату-хан, ибо жизнь посла священна! Да-а, Хельгу, трудно тебе придётся… Чую, не отстанет от тебя Бэрхэ-сэчен, пока не сведёт в могилу!
— А это мы ещё посмотрим, — пробурчал Сухов.
После продолжительного молчания он сказал:
— Изай Селукович, научите меня монгольскому.
Половец не удивился просьбе, кивнул одобрительно.
— Правильно мыслишь, а то так и останешься джадом — чужаком. Ну, речь половецкую ты разумеешь, а здесь все ею пользуются. Однако, ежели ты не желаешь всю жизнь в нукерах проходить, то язык Чингисхана знать надобно — на другом с тобою ни нойоны, ни ханы разговаривать не станут… Это, — сказал Изай, подбирая щепотью сушеный творог, — хурут.
— Хурут, — повторил Олег.
— Это… — половец хлопнул по доспеху.
— Куяк! — ввернул Сухов.
— Худесуту хуяг, — поправил его арбан и щёлкнул по шлему: — Дуулга.
— Дуулга.
Указав на щит, висевший на вогнутой стене, Изай выдохнул:
— Халха.
— Халха.
Половец потянул саблю из ножен:
— Хэлмэ!
— Хэлмэ… Сабля — хэлмэ или ножны?
— Сабля, — подкинув нож, Изай назвал его: — Хутуг.
— Хутуг.
Арбан дотянулся до ножен с мечом и постучал ногтём по рукоятке:
— Мэсэ. Меч, значит.
— Мэсэ.
— Лук — номо.
— Номо.
— Стрелы — тумер булсуу.
— Тумер булсуу.
— Топор — алма хунэ.
— Алма хунэ.
— Булава — гулда.
— Гулда.
— Копьё — жада.
Повторить Сухов не успел — за стенами юрты гулко забили барабаны. Подняли хриплый вой длинные кожаные трубы-карнаи, и чей-то пронзительный голос завопил:
— Дэр-халь! Хош-халь!
— «Сейчас и повеселее», — перевёл арбан-у-нойон, торопливо поднимаясь с места. — Сбор!
Изай стремительно покинул юрту, Олег поспешил за ним следом. Агтачи бегом подвёл коней.
