— Он пошутил, — заметил Серебряков.
— Ах, пошутил, тогда беру свое обвинение обратно.
Ира встала, начала убирать со стола посуду. Из-под густых черных бровей блестели глаза. Она спросила Грачева, почему он не приходил к ним раньше, и, услышав в ответ: «Служба», погрозила пальцем, мол, хватит оправдываться.
— Признаюсь, это я просила папу, чтобы вы пришли, — и улыбнулась Петру. — Погода ужасная. Не завидую тем, кто сейчас в океане.
— В море баллов семь, не меньше, — заметил Василий Максимович. — Наш «Бодрый» у пирса, а кончится ремонт — и в море. Вот, Петр, тогда оморячишься по-настоящему.
Будь это на корабле, Петр, наверное, и промолчал бы, но тут, в присутствии девушки, он громко, даже несколько рисуясь, ответил, что хоть завтра готов в поход.
— Так я и полагал — что тебе шторм? — Серебряков сделал ударение на слове «шторм».
Петр смутился. Выручила Ира. Она снова завела разговор о своих подругах, которые давно хотят побывать на корабле.
— Приходите, — сказал Василий Максимович, — Петя как раз и будет вашим гидом.
— С удовольствием, — оживился Петр.
— Провожатые нам не нужны, — насмешливо возразила Ира. — Я уже бывала на «Бодром».
— Видали морячку? — усмехнулся отец. — Мою каюту ты, конечно, найдешь, а другие?
— Гриша нам все покажет, — неожиданно сказала Ира. — Он обещал.
— Какой еще Гриша?
— Голубев, конечно.
— М-да… Все надеялся в академию попасть, а сейчас на высшие курсы собирается. Нос по ветру держит. — Серебряков пересел на диван. — Сыграй-ка что-нибудь. Вот и Петя послушает. Он ведь, наверно, любит музыку. Лена у него пианистка.
— А скоро она приедет? — спросила Ира.
— Может, через месяц, — не совсем уверенно ответил Грачев, и это не ускользнуло от внимания Иры. Она близко подошла к нему.
— Скучаете?
— Конечно, — признался Грачев.
Ира молча села за пианино и, взяв несколько аккордов, тихо запела: «Тот, кто рожден был у моря, тот полюбил навсегда…» Петр внимательно наблюдал за нею. Только сейчас он заметил, что у девушки с горбинкой нос, синие глаза. Завитки светлых волос упали на лоб. Розовая кофточка ярко оттеняла ее белую шею. «В ней что-то есть…» — вдруг подумал Петр.
— Вы хорошо играете, — сказал он громко.
Стало тихо. Ира повернулась к нему:
— Шутите?
— Нет, что вы, — ответил Петр. — Я не шучу.
Губы девушки дрогнули в улыбке. Она вновь стала играть… Петр очнулся, тихонько встал с дивана и, нагнувшись к Серебрякову, шепнул:
— Мне пора…
Ира оставила пианино. Она сняла с вешалки фуражку и, подавая Петру, тихо сказала:
