— Из тебя получился бы хороший адвокат.
— Пятьдесят пять лет! Так ты говорил, правда? Изо всех сил держалась за Марселя, думая, что это последний.
— Она до сих пор цепляется за него, не зная, что с ним случилось.
— Тебе не кажется, что она попытается скрыться?
— Инспектор постоянно дежурит перед ее домом.
— Не хотелось бы мне быть на твоем месте завтра утром.
— Мне бы тоже хотелось быть в другом месте. Госпожа Мегрэ поняла ход мыслей своего мужа, когда он сказал:
— Сын Марелла ни за что на свете не хочет быть полицейским. Если бы у нас был сын, что бы мы ему посоветовали?
Держась за руки, они направились в сторону бульвара Ришар-Ленуар и долго шли молча.
Точно в девять старый Жозеф впустил Анжелу в кабинет Мегрэ. Комиссар посмотрел на нее иначе, чем обычно, с каким-то смущением, может быть, потому, что вспомнил вчерашние слова жены. Он даже поднялся, чтобы с нею поздороваться.
«Она действительно некрасива», — подумал Мегрэ. Был бы он так же суров с нею, если бы она была красивой женщиной?
— Поставьте чемоданчик и садитесь.
Все было приготовлено. Лапуэнт сидел за столом, готовый стенографировать.
— Кажется, уже девять, правда? Я не пошла к клиентке, у которой должна была быть в восемь. Вторая уже ждет меня. Из-за вас я теряю в заработке.
Вчера — он знал об этом из рапорта инспекторов — она вернулась домой сразу после мессы и больше не выходила. Свет в комнате горел до поздней ночи. Никто к ней не приходил. Она одна провела эти часы ожидания. Может быть, поэтому была сегодня такая бледная и подавленная.
Мегрэ поднял трубку.
— Пожалуйста, проверьте, пришел ли судья Либо?
Он слышал звонок телефона, раздавшийся в тишине.
Мегрэ закурил трубку и сказал Анжеле Луге:
— Вы можете закурить.
— Очень мило с вашей стороны. Последняя папироса приговоренного, да?
— Сейчас самое время перейти к сути дела. Возможно, я задам вам вопросы, которые уже задавал, но, надеюсь, в последний раз.
Можно было подумать, что погода участвовала в этой беседе, создавая угрюмое и мрачное настроение — после двух прекрасных солнечных недель небо покрылось тучами, и Париж тонул в мелком дожде.
— Вы знали о каких-либо врагах вашей тетки?
— Нет.
Она была спокойная и понурая, как погода. На лице не было никакого выражения.
— А о друзьях?
— Тоже нет. Я не знаю никого из ее друзей.
— Вы были единственным человеком, которого она принимала в своей квартире на набережной Межесери?
— Насколько я знаю, да.
— Вы с нею договаривались о встрече?
