— Васька! Ты не спишь? Тогда бери тачку и чеши сюда, на Пресню, в «Танцующего Дельфина». Я тебя со своим последним приобретением познакомлю. Прикинь, американец, молодой, при деньгах и та-акоой мачо!
— В другой раз, Ольга. У тебя случайно не сохранился телефон Валеры? Не помню, как его фамилия, он был свидетелем на свадьбе у Радки с Сергеем.
— Ого, вспомнила! Это когда было! А тебе зачем?
— Долго объяснять. Так сохранился или нет?
— Не знаю, может, и сохранился, я «симку» сто лет не меняла. Ладно, сейчас погляжу. Если есть, пришлю эсэмэской. А может, все-таки подъедешь? Дался тебе этот дурацкий Валера! Энтони в миллион раз красивее!
— Сомневаюсь, что ты уступишь мне своего красавца, — проворчала я и быстро отключилась. Не потому, что не хотела слышать самодовольного Лушкиного хихиканья (хотя приятного в нем мало), а потому что боялась, как бы она не очнулась от своей эйфории и не вцепилась в меня с вопросами. Ни к чему Пиявке знать про Радкины несчастья — еще лопнет от злорадства.
Минут через пятнадцать — я уже начала опасаться, что придется звонить снова — пришла обещанная эсэмэска с номером телефона.
Валера ответил немедленно, словно ждал звонка:
— Алло?
— Валерий? Меня зовут Василиса, я была свидетелем на…
— Я помню вас, Василиса! Что с Радмилой и Сергеем? Авария, да?
— Нет… А почему вы решили?..
— Потому что они давно должны быть в пансионате! У нас в этот уикенд корпоративный банкет за городом по случаю юбилея фирмы. Серега собирался переждать пробки и выехать часов в двенадцать. Я названиваю уже два часа, и ни один телефон не отвечает — ни его, ни Радкин, ни домашний. Теперь вот ваш звонок… Они хотя бы живы?
— Валера, вы где сейчас?
— В машине. Еду к их дому. А что? Боитесь сердечного приступа? Не бойтесь, я крепкий.
— Вам еще долго ехать?
— Минут пятнадцать. Да скажите же вы наконец!..
— Я буду ждать вас у подъезда. Тогда и скажу.
Он действительно оказался крепким парнем. Выслушал мои новости, не дрогнув лицом. Только костяшки пальцев, сцепленных в замок, белели, как мраморные, выдавая внутреннее напряжение.
— Не могу поверить, — выдавил он после долгой-долгой паузы.
Я знала, что Валера имеет в виду смерть Сергея. Как выражаются мои коллеги-психологи, отрицание — первая стадия переживания утраты. В первые минуты, часы или даже дни мысль о потере близкого просто не укладывается у человека в голове. Но я не собиралась дожидаться второй стадии — гнева, который в его случае, конечно же, обратится на несчастную Радку, и сделала вид, что поняла его слова по-своему.
