Ну и как вам это, а? Хороша штучка наша Ирен? Пусть не убийца, но почти сообщница. Слышала, как убивали, знает что-то такое, что сужает круг подозреваемых до четырех человек, и намерена молчать в тряпочку! Ну ничего, я это дело поправлю. Все Витьку доложу.
А может, не надо? Вон, я ему сегодня на Ирен уже настучал, а он и ухом не повел. Может, я сначала сам додумаюсь, кто качка порешил? Я, конечно, не такой шибко умный, как Эдик с Ирен, и не врубаюсь, как это можно НИ-ЧЕ-ГО не увидеть и сделать из этого вывод, что убийца — мужчина, да не просто, а один из четырех человек. Но поверим Ирен на слово. И хотя я не Эдик, но мозги у меня имеются.
Сколько у нас мужиков? Я, Эдик, Базиль, Эжен, Жоржик, Джованни, Чезаре, Игнат, да сэры — Джон с Гарри. Всего десять. Меня, понятно, исключаем. Сэров тоже можно смело отбросить. По словам Ирен, все это произошло после разгрузки календарей. Так вот, после разгрузки сэры сразу укатили за рекламными листовками. Кстати, когда они разгружали, я с ними немного покалякал за сигареткой, и пока мы в курилке стояли, подошел Жоржик, подымил с нами и пожаловался, что его к клиенту с образцами посылают куда-то к черту на рога. После я его уже не видел. Значит, Жоржика тоже долой. Остаются шестеро. И всего-то делов — присмотреться к ним повнимательнее, понаблюдать. Убийца всегда себя чем-нибудь да выдаст.
Разговор с Эдиком не то чтобы успокоил Ирен, но снял с ее души изрядную долю тяжести. И хотя вылазка определенно не пошла ей на пользу, — по правде говоря, Ирен чувствовала себя совсем скверно, — она была рада, что нашла в себе силы приехать. Силы не только физические, но и душевные. Бог знает, каких мучений ей стоило решиться на этот шаг! Признаться человеку, которого ценишь и уважаешь, в том, что не исключаешь его причастности к убийству, — не шутка. Если Эдик невиновен, то подозрения Ирен и ее готовность закрыть на них глаза могли оскорбить его в лучших чувствах. Легкий налет цинизма, который он демонстрировал, не мог ее обмануть. Как правило, люди, бряцающие своим пофигизмом и насмешливой снисходительностью к нормам морали, по сути, весьма уязвимы и добропорядочны.
С другой стороны, если убил все же Эдик, то неопределенность для него мучительна, как изощренная пытка. Он знает, что Ирен была там, в холле. Заметила ли она что-нибудь? Если да, то что собирается предпринять? Вот уж, без преувеличения, вопрос жизни и смерти. Ирен не могла оставить этот вопрос без ответа, понадеявшись, что Эдик примет ее молчание за неведение. С его страстью к лицедейству, воспринимая мир, как подмостки, сколоченные для его бенефиса, он обладал невероятно чутким ухом, потрясающей способностью чувствовать реакцию публики. Попробуй Ирен вести себя так, будто ничего не произошло, и он, моментально распознав фальшь, пришел бы к очевидному выводу: она ЗНАЕТ. Она стала бы для него воплощением смертельной опасности, бомбой со скрытым часовым механизмом. А Ирен вовсе не хотела ни мучить Эдика, ни подвергать их дружбу такому непосильному испытанию.
