– Да…
– Давай разъясним раз и навсегда, - он хищно оскалился, скрывая так то ли раздражение, то ли необъяснимую ярость, – ты можешь сколько угодно орать, кусаться и показывать свои маленькие, не отросшие когти в этой комнате, в коридорах Обители и в любом другом месте, где кроме нас с тобой никого нет. Поняла?
Я кивнула и обняла себя за плечи. Вокруг pезко похолодало,и у меня изо рта пошел пар, как это часто бывает на морозе.
– Если рядом есть гражданские, заключенные или другие стражи,ты вспоминаешь, что я очень, - Йонас сжал пальцами подлокотники кресла, – очень, ну просто очень сильно желаю отрезать тебе язык и сломать ноги. Поэтому ты молчишь и слушаешься. Как только твоя персона привлечет внимание стражей, считай, ты труп. Поэтому, пожалуйста, солнце, сделай так, чтобы убить тебя хотел тольқо я. Поверь мне, это всем облегчит задачу.
– Хорошо, - я опустила глаза, настраивая себя, что когда-нибудь выберусь отсюда. Когда-нибудь. – Я все поняла. Слушаться и не привлекать внимания.
– Умничка. - Йонас похлопал себе по коленям, подзывaя меня, как собаку. – А теперь я готов выслушать твои условия.
Я с ңенавистью взглянула на него из-под опущенных ресниц и, шаркая ногами по меховому ковру, опустилась на один из подлокотников.
С утра меня разбудили шуршащие голоса. Открыв глаза, я не сразу осознала, где нахожусь. Очертания Обители медленно растворялись перед глазами, возвращая меня в насущную реальность. Привстав на локтях, я огляделась.
Где я?
Вроде гостиничный номер Кримзес-Холла, но какой-то другой. Более светлый, просторный, панорамное окно во всю стену и вид на город… божественный вид. Весь Кримзес-Сити как на ладони – шпили зданий, скверы, многочисленные улицы. Нет, это не седьмой этаж, а пятнадцатый как минимум. И номер точно не стандарт, а какой-нибудь люкс.
Резко сев, я обнаружила, что все это время лежала на двуспальной кровати, под пуховым одеялом, на нескольких подушках, одну из которых обнимала руками. Недоуменно переведя взгляд, я посмотрела на стопку вещей на краю кровати. Мужских вещей, стоит заметить. Одноцветные рубашки и майки – белые, и еще кофта, вязаная и теплая. Перебрав все рубашки, я выцепила самую простую и, не задумываясь, поменяла ненавистное порванное платье на приятный хлопковый материал, не такой длинный, как хотелось бы, но все же лучше, чем драное платье, қоторое я с наслаждением швырнула на пол подальше от себя. Пошевелившись, я с удивлением поняла, что ничего не болит. Царапины после безжалостных хлестаний веток по лицу и рукам затянулись, оставив после себя почти незаметные белые полосы.
