Тарзан закончил трапезу и собирался уже встать, швырнуть обглоданной костью в наглую гиену, прежде чем уйти, оставив ей остатки добычи, но неожиданная mi,гель остановила его. Вместо этого он поднял тушу оленя, перебросил ее через плечо и направился к ущелью. Несколько ярдов Данго, рыча, следовал за ним, а затем, поняв, что у него отняли возможность попробовать ароматного мяса, не счел возможным удалиться несолоно хлебавши и решил напасть.
Мгновенно, как будто природа даровала ему глаза на затылке, Тарзан почувствовал нависшую над ним опасность. Правая мускулистая рука резко откинулась назад, а затем, подобно развернувшейся пружине, была выброшена вперед с силой его гигантских мускулов, подкрепленной внушительным весом тела.
Брошенное копье в то же мгновение настигло готового к прыжку Данго, вонзилось ему в шею у самых плеч п прошло насквозь через туловище. Вытащив копье из тела гиены, Тарзан, забросив обе туши на плечи, продолжал свой путь к ущелью.
Внизу Нума лежал, подрагивая, в тени одинокого дерева, и при оклике человека-обезьяны он, пошатываясь, медленно приподнялся на дрожащих лапах и, как ни был слаб, грозно зарычал и даже испустил слабый рев при виде своего врага и мучителя.
— Ешь, Нума! — закричал Тарзан.— Может случиться, что ты мне снова понадобишься!
Он увидел, как лев оживился при виде падающей сверху пищи, как он, собрав последние силы, прыгнул на тушу оленя. Покидая уступ над ущельем, Тарзан успел увидеть, как Нума разрывал тушу на части, поспешно заглатывая, давясь, огромные куски мяса, жадно заполняя свою пустую утробу.
На следующий день Тарзан подобрался к передовым линиям немецкой обороны. С вершины горы, обильно заросшей лесом, он рассматривал внизу весь вражеский левый фланг, зоркий взгляд его мог даже различить и британские оборонительные линии.
Его положение позволяло ему обозревать общую перспективу поля битвы, а присущая человеку-обезьяне звериная зоркость давала возможность выявить многие детали, недоступные глазу человека, чьи чувства не были отточены до наивысшего совершенства жизнью, полной опасностей и повседневной борьбы. Тарзан отметил и запомнил место расположения пулемета, хитро замаскированного ветками и укрытого от британских глаз. Он приметил хорошо расставленные немецкие посты на ничейной земле, способные вести обстрел передовых позиций врага.
По мере того, как Тарзан переводил заинтересованный взгляд от одного пулемета к другому, он услышал со стороны горы, на вершине которой находился, выделявшиеся из общего грохота орудий частые винтовочные выстрелы. Тарзан прислушался. Винтовочные хлопки раздавались через равные промежутки. Он понял — где-то поблизости засел снайпер.
