Далекое зарево подпирало горизонт, обагряя даже полночный час в тревожные цвета заката. Враг жег все, что можно было жечь, оставляя после себя пустыню, в которой у каждого мог бы быть суровый выбор — либо быть мертвым, либо быть пленным, либо с оружием в руках противостоять многотысячной Орде.
Тяжело вздохнув, предводитель дружинников вновь вернулся к костру, обнаружив мое нежелательное, тревожное бдение:
— Не спиться? — поинтересовался он, усмехнувшись в бороду, — понимаю, понимаю… первый раз человека убил?
— Человека? — переспросил я, отрываясь от тяжких дум, — в первый, — шепнул я, силясь не разбудить храпящих воинов.
— Та не шепчи, не шепчи. Этих сейчас и свист Соловья не разбудил бы. Мои воины отряд особый, передовой. В нем каждый значим, каждый чтим, ни один пуд соли вместе разжевали, посему знаю я их повадки и привычки как повадки и привычки родных сыновей…
— Воевода Иван! — я приподнялся на локтях, — можно к тебе в отряд? Ты мне только меч дай. Я не подведу — взмолился я, сам не ведая на тот момент чего прошу.
— Э, нет, парень. Ты, конечно скороспел, силен и горяч, но рано тебе еще к нам. Это право заслужить нужно. Да и Ульв, как понимаю, привил тебе свое видение мира? Кто на небе?
— Бог.
— И кто этот Бог? Иисус?
— Нет, — заупрямился я под испытующим взором голубых глаз оппонента, — не Иисус. Он безлик. Он огромен и он сейчас над нашей головой, — указал я пальцем на бесконечное небо над зимовьем.
— Вот видишь, сынок! Ты не серчай, не серчай, родной, без зла я расспрашиваю. Но чтобы ко мне в дружину попасть нужно крест принять и православного Бога своим спасителем признать. От него сила. От его молитвы, особой молитвы, каждый в отряде стал мне родным братом. Что ты видишь? — спросил меня Иван, указывая на странную, выпуклую пластину на груди, закрепленную на кольцах кольчуги.
— Ангела, крылья раскинувшего, да с небес спускающегося.
— Только у меня ли такой знак, али на всех дружинниках видел?
— На всех, воевода Иван! Неспроста?
— Конечно. Этот знак и есть отличительная черта наша. Небесный отряд Рязани — дружина особая, верная, сильная. Мы врага еще в поле высмотрели, оценили угрозу, и домой поспешили, правда, в сшибках скоротечных много братьев потеряли. А потом и коней быстроногих пришлось оставить, когда дороги стали перекрыты живыми потоками, посему и спешим к стенам родным, в надежде упредить врага, да князя информацией ценной снабдить.
— Воевода Иван…
— Просто дядька, — поправил он меня устав от официального обращения.
