— И что ты предлагаешь, малой? — спросил меня главарь разбойников, медленно склонившись над горящим костром, чтобы отогреть свои озябшие, коричневые руки, полные перстней, — с оружием в руках, да моей ватагой зверю иноземному хвосты рубить?
— Нет, о светлейший! Мы с отцом вовремя поняли, что совладать с новым зверем, у разобщенной Руси нету мочи. Поэтому пришли проситься под крыло твое, чтобы нажить добра, да живыми остаться.
Одно наше присутствие вступало в противоборство с силами, окутавшими поляну. Костровой дым, прорвав полог морока, устремился ввысь, выдавая место расположения отряда. Это была слабая надежда на спасение, но именно она и сыграла свою роль.
Соловей не поверил ни единому моему слову:
— Заткнись, щенок! Чересчур испуганный вид ты имеешь, чтобы слова твои прошли проверку на прочность. Монголы, половцы — мне все едино, кому отдавать пленников за деньги. Взять их и в клеть!
Мужики рассмеялись, широким полукругом выдвигаясь по направлению к нам:
— Беги Торопка! — рявкнул на ухо отец, изготовившись к битве, с одной иноземной саблей вышагивая навстречу трем десяткам. Вернуться живым из боя старый варяг не надеялся, а посему зашептал:
Последняя песня о взвейся над лесом!
Я путь свой прошел полный тайн и чудес,
В бою за родню, в драке праведной, честной
Прошу у Богов мощь для бренных телес.
Торопке для бега, а мне для удара -
Чтоб верно и точно разила рука
Желаю, чтоб таинство древнего дара
Сквозь сына несла временная река!
О Один! Твой взор через тучи я чую
И ярость кипит, как в младые года!
Как волк зарычу, закричу, залютую
Вгрызаясь в чужие, мужские тела!
Поздно Соловей осознал всю силу последнего шепота. Глаза отца засветились алым свечением предельного усилия души, взывая к жизни все скрытые резервы организма. Безумно зарычав, он кинулся к изумленным мужикам, первым воспользовавшись возможностью нападения.
Я не дам возможности снова осудить себя за бегство, дорогие потомки, читающие эту летопись, клятвенно заверив вас, что никуда я не побежал и не отступил. С голыми руками, слабо надеясь вырвать оружие из рук врага, я кинулся за отцом, желая в первый и последний раз прикрыть ему спину в настоящем, взрослом бою.
Ульв врубился в расстроившиеся ряды противника, сверканием сабли прокладывая себе путь сквозь чужие тела. Два разбойника, охнув, упали наземь, пытаясь руками закрыть пропоротые кишки и тщетно вернуть их на место.
Круглый, деревянный щит, оброненный одним из них в снег, был немедленно подхвачен мной, как раз в тот момент, когда несколько лучников, к которым вернулось самообладание, выпустили стрелы в образовавшуюся брешь ватаги.
