Правда, этот ледяной «звоночек» совсем не вписывался в обстановку пышного праздника, так что Питер поспешил забыть о нем и слиться с ликующей толпой. Сначала он танцевал с Терезой, но потом их разделили и партнерши стали меняться – Питер то обнимал бюст дородной экономки, то плясал в кругу вместе со всеми, когда площадь превращалась в калейдоскоп красок. Анита настойчиво пыталась увлечь Питера на край площадки в тень пальм. Он упорно удерживал её на свету и наконец галантно проводил до столика. Та яростно затопала ногами, заметивший это Ассис, громко расхохотался и подмигнул Питеру.
Тот вернулся к Терезе. Та под столом больно ущипнула его за руку.
– Если увижу, что ты целуешь Аниту, я перережу тебе глотку!
– Уверен, ты не шутишь, – рассмеялся он и потащил Терезу танцевать.
В перерывах между танцами Коммере Грация, сидящая за пианино, аккомпанируя себе, пела калипсо. Пела она на португальском, Питер уловил смысл только отчасти, но по раскатам смеха слушателей догадался, что негритянка воспевает их поочередно, обходя по кругу. Дотягиваться до клавиатуры Грации мешал живот, цветы на шляпе подрагивали, потное лицо негритянки блестело. Вдруг её голос стал удивительно богатым, густым, в нем зазвучала неподдельная печаль. Глядя на Питера с Терезой Грация запела по-английски, явно в их честь.
Ты молода, бэби, и все мужчины у твоих ног.
Ты хороша собой, бэби, и все мужчины у твоих ног.
Но среди них есть один, кто для тебя все на свете бы смог.
Я тоже все это знала, и все испытала, малышка.
Я знала все слова и все номера, так что слушай меня, малышка:
Дай только волю себе и ему, и такого не вычитаешь ни в одной книжке.
Едва негритянка допела последнюю строку, как над бухтой распустилась гигантская диадема, осыпающая каскады изумрудов, топазов, аметистов, брильянтов в черную воду. Зарево очертило силуэты танцующих, а на площадь легли длинные рваные тени пальм.
Грация вновь принялась играть, музыку подхватили мандолина и аккордеон. В дверях появилась Анита, встреченная приветственным ревом собравшейся публики. Выйдя в центр площадки, она начала дикий танец, замирая в неожиданных позах, рассыпая дробь каблуков и прищелкивая кастаньетами. В волосах белел высокий гребень, шею и плечи обвивала длинная красная шаль.
Питер был поражен. Сейчас Анита совершенно не была похожа на ту девушку, что прислуживала посетителям. Сейчас для неё не было на свете ничего кроме танца. Однажды она оказалась рядом с Питером – и как вызывающе, с каким презрением она смотрела на него!
