Депрессивный ступор с регрессией, сказал бы я-психиатр сегодня.
Это, правда, было учреждение отнюдь не из тех, что выбрали бы сегодняшние родители, даже безденежные: садик интернатного типа, голодных военных лет, в жарком эвакогороде Самарканде. Мама вкалывала на трудовом фронте и через неделю, едва оправившегося, отдала меня в этот депрессадик опять…
Моя память утопила эти суровые времена, как и многие последующие, в Колодце Утешительного Забвения. Но три-четыре вспоминательных картинки остались.
Длинный стол, заваленный грязными тарелками, ложками… Кончился обед, все ушли из-за стола, я один копошусь, пытаюсь найти объедки: я не наелся, я одинок и дико хочу есть, от одиночества я бы съел весь мир… Воспитательница: «И тебе не стыдно?» Ребята смеются…
..Огромное палящее солнце над головой. Адское жжение снизу: босые ноги (тогда еще ножки) поджариваются раскаленным песком.
Территория садика была за чертой города, куда подступала пустыня, тень давали только редкие посадки акаций и грецких орехов. Спелые орехи валялись прямо под ногами вперемешку с черепахами и скорпионами.
Я затерял где-то свои сандалики, а может, кто-то стащил… Что делать, как от пытки спастись?! Плюхаюсь на попу, задрав ноги вверх, но и попа начинает поджариваться. Меж тем группа строем куда-то идет, воспитательница строго окрикивает: «Вставай!». А я не могу ни подняться, ни объяснить, что со мной, дыхание перехватило, язык не слушается…
…Но страшнее всех картинка самая первая: меня оставляют. Удаляются уводимые в неизвестность двоюродный брат и сестра… Спина и вполоборота лицо уходящей мамы… Чужое вокруг все, незнакомое, все сереет, ужас беспомощного одиночества, предательство бытия..
Знаю теперь — это переживание не сверхобычно, не уникально нисколько. Травму первоодиночества получает каждый малыш, впервые на неопределенное для него время (для маленького и полчаса — вечность) внезапно оставляемый в резко чужой обстановке — да, каждый, даже предупреждаемый заранее.
Удар, сравнимый с ядерной бомбежкой, наносится по древнейшей психогенетической программе ребенка, предусматривающей возможность его выживания в первые годы жизни только в среде своих — в семье или в разновозрастной стае родственников, достаточно малочисленных и постоянных, чтобы всех их, еще не отрываясь от матери, запомнить в лицо. Так многие миллионы лет было в Природе, такими нас сделала история нашего вида, теперь инстинкты, и надо их знать и чтить.
