Квазигенерал браво загородил подступы, но я веско сказал:
— Я — Песков.
Судя по его реакции, неизвестные, заказавшие мне столик, дали ему на лапу весьма и весьма… Был вызван метр, каковой быстро провел нас к столику, очень удачно выбранном теми же неизвестными — на виду и вместе с тем не в самой гуще и достаточно далеко от эстрады. Предупредительный официант возник, как чертик из коробочки.
Я взглянул на шефа, тщетно пытавшегося сохранять светскую невозмутимость, и стал развлекаться, небрежно зачитывая официанту названия самых дорогих и престижных яств и питий. На всю компанию. Шефу я объяснил, что сегодня у меня большой праздник, событие едва ли не эпохального значения, и потому они с супругой — мои гости. По закону гор, так сказать. Ошеломленный шеф не сопротивлялся.
Я попытался взглянуть на все его глазами.
У него есть сотрудник — молодой специалист, щеголяющий обычно в джинсах индийского производства, или костюмчиках из магазина «Елочка», а наша «Елочка», несмотря на схожесть ботанического названия, отнюдь не московская «Березка». На работу сей молодой человек ездит демократично — на автобусе, хотя, как поговаривают, собирается покупать мопед. Живет в государственной однокомнатной квартире, обставленно продукцией местных мебельщиков. Дяди-министра или тети-завмага нет. Ярлык на меня давно наклеен.
И вдруг этот самый сотрудник, коему давно найдено место в строгой иерархии шефа, сидит в модном ресторане, куда его пропустили без звука, едва услышав его фамилию, делает заказ на сумму, превосходящую его месячную зарплату, и не поморщится, одет как дипломат великой державы на приеме у королевы, и на пальце у него массивный золотой перстень, а на руке последний визг — суперплоские часы толщиной с двухкопеечную монету, мэйд ин, естественно, Джапан, и пьет он самое дорогое, что нашлось в этом заведении, и небрежно докуривает до половины «Кэмел» — не лицензионный финский, а настоящий штатовский, а рядом с ним его обворожительная супруга, вся из себя в бриллиантах, да, про «Волгу» на улице мы забыли… Бедный шеф — мещанин новейшей формации…
Прежний мещанин, тот, что бесхитростно гонял чаи под абажуром, умиленно слушал канарейку, висящую в клетке над горшком с геранью и дремуче мычал, когда его спрашивали, как он относится к последним исканиям Антониони, давно канул в прошлое. В атавистически чистом виде он существует лишь на самой глухой периферии, подобно снежному человеку, да и там, усиленно вымирает.
