Показал я Пятнице и почти развалившуюся шлюпку – ту самую, на которой мы надеялись добраться до острова. Я вспомнил, как когда-то бесплодно пытался сдвинуть с песка тяжелую посудину, чтобы спустить ее на воду, и как, совершенно отчаявшись, бросил это занятие.
Глядя на обломки шлюпки, Пятница внимательно слушал меня, но лицо его оставалось задумчивым. Я спросил, о чем он думает, и мой спутник, немного помолчав, ответил:
– Я видеть такой пирога. Плавать то место, где быть мой народ…
Я не совсем понял значения этих слов: должно быть, похожую шлюпку принесло штормовыми волнами и выбросило на побережье там, где обитали индейцы его племени. И неудивительно – ведь морские торговые пути в Карибском море проходят среди коварных течений, рифов и мелких островов, а свирепые ураганы здесь совсем не редкость.
Затем Пятница пояснил, что какая-то «сильно большая пирога» была выброшена на берег бурей. Я представил себе, как произошло кораблекрушение и шлюпку оторвало от судна… В тот момент я даже не думал о моряках, мне не приходило в голову, что шлюпка могла оказаться с людьми, и продолжал расспрашивать Пятницу о том, как она выглядела.
Пятница описал лодку довольно подробно, однако лишь после того, как он с гордостью произнес: «Мы спасли много разный люди!» – я осознал всю важность рассказа индейца.
Я схватил его за руку и с жаром воскликнул:
– Там, в шлюпке, были белые люди?
– Да, – невозмутимо отвечал Пятница. – Полный пирога белый люди.
– Сколько их было? Что с ними стало?
– Они живут у мой народ. Много. – Он принялся показывать на пальцах.
«Семнадцать… – сосчитал я и подумал: – А не те ли это моряки, которые спаслись с испанского корабля, разбившегося в бурю о рифы у оконечности нашего острова? Вполне возможно, что они пересели на большую шлюпку, а течение отнесло их в открытое море и прибило к земле дикарей…»
Я принялся выпытывать у Пятницы подробности.
– Ты точно знаешь, что все белые люди живы? Что никто из них не заболел гнилой лихорадкой, не умер?
– Пятница не обманывать господин. – Мой приятель даже слегка обиделся. – Живой, – подтвердил он и показал мне четыре пальца, – столько годы живой белые люди. Мой народ дает им есть…
– И вы их не убили, не съели по вашему обычаю? – на всякий случай осторожно осведомился я.
– Зачем убили? – Пятница с удивлением посмотрел на меня. – Мир. Мой народ помогать белый братья. Наши съесть враг только на война, после битва.
На этом мы закончили разговор, и некоторое время я больше ни о чем его не расспрашивал.
