Ночевали мы в гроте, но как только рассвело, я решил, что пора действовать. Разбудив Пятницу, я прежде всего показал ему, что хочу, чтобы он носил одежду. Он не возражал, наоборот, одобрительно закивал, и я выдал моему дикарю первые попавшиеся штаны и рубаху, которые не слишком пришлись ему по росту. Тем же путем мы вернулись на холм, чтобы взглянуть, что происходит на берегу и остались ли на острове наши враги.
Берег оказался безлюдным, лодок не было видно; ясное дело: не дождавшись пропавших соплеменников, остальные дикари уплыли, однако я опасался, что они могут вернуться в любую минуту. Подождав немного, пока Пятница натешится подзорной трубой, я повел его в свое главное убежище. Мы проникли на участок не через подземный ход, а через частокол, воспользовавшись перекидной лестницей, и все это время мой гость внимательно и восхищенно следил за моими действиями и удивлялся незнакомым вещам.
Не задерживаясь в доме, я вооружил Пятницу саблей; лук, которым он отменно владел, вместе с колчаном висел у него за спиной. Кроме того, я дал ему нести второе ружье. Сам я прихватил еще и мушкет. Я собирался взглянуть на то место, где бесчинствовали кровожадные пришельцы; мне нужны были более подробные сведения о дикарях.
То, что предстало моим глазам на берегу, вновь заставило меня содрогнуться. Картина была ужасающая, но у Пятницы она не вызвала никаких чувств. Он равнодушно смотрел на песок, пропитанный кровью, на останки человеческих тел, куски обугленного мяса, мелкие кости в золе потухшего костра. Я насчитал три черепа, и Пятница, указывая на них, объяснил, что всего было четверо пленников, трех убили и съели, а ему – он ударил себя несколько раз в грудь сжатым кулаком – удалось бежать; при этом мой спутник торжествующе взглянул на меня и широко улыбнулся.
Насколько я понял из его объяснений, он принадлежал к племени, которое проиграло битву другим дикарям. Взятых в плен воинов отвезли в разные места и совершили ритуальное убийство, а его и еще троих молодых индейцев усадили в одну из пирог, которые приплыли на мой остров. Ему не хотелось умирать, он убежал, господин его спас – вот и вся история.
Вздохнув, я велел Пятнице собрать в кучу черепа, кости и прочие кошмарные останки жертв, а затем бросить в костер, который я собирался разжечь, чтобы уничтожить все видимые следы варварского обычая. Он охотно принялся за дело.
Но внезапно я заметил, что наряженный в матросскую одежду дикарь совсем не прочь полакомиться человеческим мясом. На простодушном лице моего нового товарища было написано чисто каннибальское выражение. Я пришел в такое негодование, что Пятница перепугался больше, чем если бы его несчастные соплеменники вдруг ожили. Я тотчас дал ему понять, что без промедления убью его, если когда-либо замечу даже намек на подобное желание.
