Вычерпав из пироги воду, мы установили на место весла и мачту, а затем уселись в нее и отчалили. Пятница оказался на удивление ловок и сметлив в работе, и многое ему удавалось не хуже, чем мне. К тому же силы и сообразительности моему молодому другу было не занимать.
Мы не спеша шли на веслах, когда я спросил:
– Ну что, Пятница, доплывет моя пирога до вашего берега?
На лице туземца отразилось крайнее изумление. Он затряс головой и жестами дал понять, что считает эту пирогу слишком маленькой и непригодной для такого плавания. Тогда я сказал, что у меня есть кое-что побольше и повместительнее.
На следующий день я отвел его к холму в гуще леса, где лежала первая из сделанных мною пирог, самая большая, которую я так и не сумел спустить на воду.
Пятница похвалил ее размеры – по его словам, такая лодка могла взять на борт до двадцати человек, не считая запасов воды и провизии, и благополучно пройти сорок миль даже при свежем ветре. Однако за те два с лишним десятилетия, которые эта пирога пролежала под открытым небом, солнце и дожди нанесли ей непоправимый ущерб. Древесина бортов растрескалась и почернела, днище местами прогнило.
Это не повлияло на мое намерение отправить Пятницу с известиями на далекий берег. Убедившись, что от старой пироги нет никакого толку, я объявил ему, что мы приступаем к постройке новой большой лодки, на которой он сможет вернуться к сородичам.
Тут мой дикарь впал в задумчивость и опечалился. Я спросил, что с ним, и Пятница отвечал, что не понимает, чем провинился и почему хозяин так сердит на него.
Мне пришлось поклясться, что никакой причины нет, что я совсем на него не сержусь.
– Тогда почему, – обиженно спросил Пятница, – ты хочешь избавиться от меня? Чем я тебя прогневил?
– Разве ты не говорил мне много раз, что хочешь вернуться на родину? – удивился я.
– Говорил, – согласился он. – Я желать, чтобы мы оба быть там: Пятница и господин.
– Да что же мне там делать, Пятница! – вскричал я. – Как я могу покинуть остров, где у меня есть все, что нужно для жизни? А мои поля, а загоны с козами, которые нуждаются в пропитании и дойке?
– Вы делать много хорошего мой народ. Учить добру, знать Бога, жить другой жизнь. И никого не убивать и не есть.
– Ты сам не понимаешь, что говоришь, Пятница, – возмутился я. – Чему я могу научить твоих сородичей, если я сам круглый невежда и к тому же совсем одичал на этом острове? Отправляйся сам, а меня оставь жить по-старому – так, как я привык.
