– Маша, как поживаете? Помощь моя нужна? – раздался из мембраны приятный мужской баритон.
– Как раз собиралась вам звонить, – рассмеялась Маруся.
– Приятно это слышать. Вашему звоночку я всегда рад. Так в чем проблемы?
– Куда мне ключи девать?
– Какие ключи? – не понял Аркадий.
– От квартиры. Вы случайно не знаете?
– Случайно не знаю.
– Жаль. Что же мне делать? Я завтра переезжаю обратно в общагу. Не могу же я их под ковриком оставить!
– Зачем обратно в общагу? – окончательно растерялся детектив.
– Аркадий, странный вы человек! Ольга Сергеевна умерла, я живу в чужой квартире.
– Ольга Сергеевна была права – вы чудо! – расхохотался Аркадий. – Маша, милая Маша, никуда не надо переезжать. Вы – единственная наследница Ольги Сергеевны Вознесенской.
– Но я же не дочь Николая! – охнула Маруся. – Он никогда не был в Саратове, всю эту историю придумала Ольга Сергеевна, чтобы заманить убийцу в мышеловку.
– Да, Маша, это правда. Николай Вознесенский никогда не был в Саратове, мало того, у него не могло быть детей, но это вовсе не мешало Ольге Сергеевне полюбить вас как родную и назвать своей внучкой.
– Как не могло быть детей?! А как же Анна? Она же…
– Она не знала, что Николай бесплоден, он боялся ее потерять, поэтому и молчал.
– Господи, значит…
– Да не забивайте вы себе голову всякой ерундой. Собирайтесь! Я заеду за вами через полчаса.
– Зачем?
– Ольга Сергеевна велела, чтобы я непременно за вами приударил.
– Что она велела? – прыснула Маша.
– Вскружить вам голову, очаровать, обаять, далее – по ситуации.
– И вы согласились?
– А что мне оставалось делать? – иронично спросил Аркадий. – Я, конечно, понимал, что это доставит мне много хлопот: цветы, конфеты, томные взгляды, серенады под окнами, но вы же знаете, что спорить с Ольгой Сергеевной бесполезно. И знаете, Маша, когда я впервые вас увидел… Ладно, остальное я скажу вам чуть позже…
Ольга Володарская
Ошибка Деда Мороза
Майор Станислав Головин много лет мечтал встретить Новый год по-человечески. То есть, как все нормальные люди, прийти домой с работы часа в четыре, елочку нарядить, помочь жене потереть свеклу для селедки «под шубой», вечерком подремать на диванчике, в одиннадцать сесть за стол, чтобы проводить старый год, в полночь встретить новый, до двух посмотреть телевизор и с чувством исполненного долга лечь спать в начале третьего. Казалось бы, ничего запредельного в этой мечте не было, но Головину никак не удавалось ее осуществить. Из года в год повторялось одно и то же: он прибегал домой за час до боя курантов, когда елка была уже наряжена, а свекла не только потерта (причем не крупно, как любил Головин, а меленько), но и выложена горой на селедку, падал на стул, выпивал фужер шампанского за все хорошее, что было, но прошло, и засыпал, сморенный усталостью, на речи президента. И так на протяжении семи лет…
