Протянув руку к одеялу, Константин вдруг замер, как перед ядовитой змеей. Из-под отвернувшегося уголка струились еле заметные клубы пара. Ужасная мысль пронеслась у милиционера в голове, «ребёнок». Развернув одеяло, он убедился в своей догадке. В одеяле лежал новорожденный малыш, обвернутый в окровавленную женскую сорочку. Мужчина завернул малыша, прижал его к груди и бегом пустился в отделение. Человек был напуган одной лишь мыслью «Люди хуже животных». «Как мать могла оставить умирать на морозе свое собственное дите, и вообще, черт возьми, куда катится весь этот мир», размышлял Константин.
Забежав в отделение, старший сержант с размаху врезал кирзовым сапогом по ножке деревянного стула, на котором спал грузный дежурный. С перепугу, милиционер одной рукой схватился за шапку-ушанку, а другой за кобуру, широко раскрыв глаза и рот.
— Что вылупился? Вызывай скорую!
— Кому?
— Ну не себе же! Ему!
— Кому?
И только в этот момент дежурный обратил внимание на одеяло в руках Константина, покрытое инеем. «Подкидыш»: воскликнул милиционер и потянулся к телефонной трубке, не отрывая взгляда от свертка.
Скорая помощь, приехала примерно через час. За это время дежурный фельдшер осмотрел ребенка, перепеленал, обработал пуповину. Врач сделал все от него зависящее для здоровья малыша. Ребёнок в свое время не проронил ни звука, он только искал губами материнскую грудь.
Новорождённого передали врачам скорой помощи. Затем была больница и «Дом малютки» — ласковое название со страшным смыслом.
Малыш поражал всех своим сильным и упорным характером, поэтому, когда встал вопрос о его имени, и одна из нянечек предложила имя Булат, на том и решили.
Лёгкий ветерок, шевелил занавески на окне, за которым парил полуденный летний зной. Маленькому мальчику снился сон, что под кроваткой, на которой он лежит, находится его личные игрушки, такие, каких ни у кого в его группе нет. Из туалета доносился звон эмалированных горшков. Ему пришла пора вставать, но игрушки которыми он владел во сне, неминуемо бы исчезли. Ребёнок это понимал, и хотел как можно дольше продлить приятное ощущение собственности. Вдруг в спальне, раздался громкий стук каблуков о деревянный пол. Сладкий дрем четырёхлетнего мальчика прервал прокуренный голос воспитательницы: «Нет, ну вы только посмотрите на него! Все уже встали, а этот спит как сурок». Подойдя к кроватке, женщина сдернула простынь, которой был укрыт ребёнок, и швырнула её на соседнюю кровать, со словами: «Давай, подымайся, тебя никто персонально кормить не будет». Ребёнок только подогнул колени, и вжался в подушку. Тогда женщина раскрыла окно, и слегка хлопнув Булата по заднице, сказала: «Давай, подымайся, а то свой шанс проспишь!» Маленький нос мальчика, на котором роилась дюжина канапушек, зашевелился, от ярких солнечных лучей, ворвавшихся в комнату через окно, и осветивших сотни витающих в воздухе пылинок. Перевернувшись на спину, мальчик потянулся, сжав кулачки и вытянув носочки. Потом раскинул руки в разные стороны, дрыгнув ногами, сел на кровать. Лицо выглядело мятым, а на голове торчал гребешок светло-русых волос. Просидев в такой позе с минуту, мальчик развернулся и свесил ноги с кровати. Надев светло-голубую футболку, он спрыгнул на пол, одел шорты, сандалии с острыми жестяными бляшками на ремешках, на голову небрежно натянул светло-зелёную панамку. Затем он встал на колени, и так на всякий случай, заглянул под кровать, вдруг хоть одна из игрушек, всё же осталась из его сна. Но, к его сожалению, кроме тенёт, и чужого тапка, там ничего не оказалось. Встав и потерев коленки, мальчик направился к выходу из спальни. Выйдя в большую комнату, которая служила и игровой, и столовой, он увидел, что все дети уже сидят за столами и весело наяривают манную запеканку с компотом. Подкрепившись, Булат отнёс стакан и тарелку нянечке, затем подошёл к шкафу с игрушками, с нижней полки взял листок, и шариковую ручку, из банки от зелёного горошка. Лист оказался уже изрисован, представляя что чьи-то каракули это извилистые тропинки, мальчик принялся рисовать на них что-то наподобие человечков, размером аккурат в клеточку. Этому старательному процессу вновь помешала всё та же воспитательница. Она подошла, взяла его молча за руку и повела куда-то по длинному коридору, приглаживая упрямый чуб на голове ладонью. Подойдя к двери, за которой он ещё ни разу не был, женщина присела напротив ребёнка, поправила шорты и заправила хлястики на сандалах. Ещё раз, попытавшись пригладить чуб, сказала: «Ну давай, с богом! Веди себя хорошо, договорились?» Булат не понимая, что происходит, кивнул головой.
