— Да остынь ты, с голоду не помираем, а с работой, я думаю всё наладиться. Сейчас понимаешь, рыночная экономика. Это не то, как раньше, солярку в канавы сливали. Сейчас все решает грамотный менеджмент.
— Да плевать на этот бизнес. Кто такой ваш еврей, он что ли силен в этом менеджменте? Придумают всякую ерунду, не выговорить! Как будто в русском языке слов не хватает, сами больше половины своих не знаем, а еще и за иностранные беремся.
— Не, ну Моисеевич мужик то головастый, на семинар вон ездил.
— Ага ездил, с женой, за ваши деньги в Ялту. Он всю жизнь вас вокруг пальца водил, а так вам дуракам и надо, пашите дальше на «доброго дядю».
— Нет родная, мы теперь всю прибыль, будем поровну на всех делить. Вон посмотри, все поля рапсом засеяли, скоро уборка. Его у нас за валюту купят, понимаешь за баксы! А это деньги, не то-что наши деревянные.
— Ну давай, я посмотрю сколько ты этих баксов, домой принесёшь! Пять или шесть. Ты смотри, нам в августе Булата в школу собирать! Он из всего вырос, ни одежды, ни обуви нет.
— Да ладно, что ни будь, придумаем. Если что, то свинью одну сдадим.
— Придумаем! Свинью сдадим! А жрать, жрать вы что будете? Вам же надо чтоб каждый день кусок мяса в тарелке плавал! Когда, когда вы уже нажретесь то!? Придумаем! Надо было думать, когда в детдом шел! За сыном за своим!
После этих слов, Булат провалился в какую то пустоту, все мысли смешались. Елена швырнула на стол полотенце, которое все это время лежало на её плече, и вылетела из кухни, столкнувшись с Булатом. Увидеть парня она не ожидала, и опешив рявкнула, схватив и толкнув его в направлении его комнаты: «А ты что тут стоишь? Пошел спать!» Затем зашла в спальню и с такой силой хлопнула дверью, что на улице залаял, пожилой пес Джек. Следом из кухни, со словами: «Ты что гадина наделала!», вылетел Иван. Осмотревшись в темном коридоре по сторонам, он никого не увидел, и пошел в комнату Булата. Парень лежал на кровати в темной комнате, и молча плакал. Иван сел рядом. Он понимал, что сейчас испытал его сын. Да именно сын, он искренне был ему родной. Иван не знал, с каких слов начать разговор. У его самого к горлу подкатил давящий сухой ком. Минут десять в комнате висела тишина. Первый набрался сил для разговора отец, положив ладонь на спину Булату, попытался схитрить: «Ну, хорош тебе, хорош. Мало ли что она там наплела. Не бери в голову. Знаешь, наверное у неё с головой не всё в порядке». Булат, шмыгая отдернул плечо, и перевернулся набок, носом к стенке. Иван продолжил: «Знаешь, мне плевать на все, главное ты мой сын. Я о тебе забочусь, воспитываю, а все остальное ерунда. И в школу мы тебя соберем, да так соберем, что ещё все завидовать будут. Мне для вас с мамкой ничего не жалко». Булату было безумно плохо, но он ощущал своей спиной, что не меньшую боль испытывает и Иван. Он молча вскочил, и обнял своего отца так сильно, как только мог. Так они просидели с полчаса, молча. Слова здесь были лишними.
