Мне была непонятна их злость. Они не виноваты в том, что случилось. Меня предупреждали не подходить близко к мареву. А я не послушалась. И Крэйн пытался мне спасти! И поэтому мне нужно поговорить с семьей.
— …выходи отсюда! — кричал папа. — Моя дочь тебе не принадлежит!
— Пап, может….
— Не вмешивайся, Сэм! — рыком перебил папа моего брата. — Мы доверили вам Лилу. Думали, вы сможете о ней позаботиться. Теперь посмотри, что с ней! Она уже месяц находится в коме! И теперь вы….
Хотелось дослушать их разговор или вмешаться. Но спать хотелось сильнее.
Когда я пришла в себя, чувствовала небывалую злость. Но понять из-за чего не могла. Последнее, что помнила — я засыпаю в лесу. Но непонятная злость в сердце все равно присутствовала, и до безумия хотелось вспомнить, что именно меня так сильно разозлило.
Я лежала в своей комнате, укутанная в два своих любимых одеяла. И пахло здесь карамелькой, и настойкой Парэллы.
— Лила! — радостно воскликнула мама, нагнувшись надо мной. — Ты очнулась, моя маленькая девочка!
— Мам, — прохрипела я, пытаясь оглянуться.
— Парэлла, у Лилы глаза красные и на лице какие-то точечки, — обеспокоенно воскликнула мама, схватив меня за подбородок, чтобы не шевелилась и смотрела прямо на нее.
Я увидела улыбчивое лицо любимой Парэллы, которая начала осматривать все мое тело, оттянув одеяло. Сил подняться хотя бы на локти не было. Мне снова хотелось спать, но еще больше выпить обычной, холодной воды.
— Можно мне…,- горло хрипело, а голос не слушался, потому что было чувство, будто застряло лезвие посередине, и при любом движении голосовых связок, резало.
— Я принесу водички, — проговорила мама и вышла из комнаты.
— Ох, дорогая, — вздохнула Парэлла, — ты нас всех напугала. Тебе нужно много отдыхать, пить воду и настойку, а еще принимать как можно больше витаминов. И тебе нельзя ходить пока. И говорить! — добавила женщина, когда я открыла рот, чтобы задать вопрос.
Я пролежала в комнате около двух или трех недель. Ко мне приходила вся семья, рассказывала о своих делах, о погоде, просто читали книги. Я не отвечала, слушала и смотрела на их лица. Когда написала папе вопрос о Крэйне, он просто порвал его и сказал, чтобы больше никогда про него не вспоминала.
Мне была непонятна его реакция на простой вопрос. Поэтому спросила у мамы про Мирсиа, и почему она не приехала сюда. Но и она плохо отреагировала. И теперь я совершенно ничего не понимала.
— Ну вот, — улыбалась Парэлла, снимая с моей головы повязку, — теперь ты выглядишь отлично. И можешь что-нибудь сказать.
