– Я гораздо откровеннее… признаюсь, я обожаю брюнетку и обещаю себе объясниться ей в любви в самом непродолжительном времени… У нее такие густые брови, что, должно быть, много электричества в сердце…
При мысли об удовольствии, ожидавшем его, фаянсовые глаза ловеласа засверкали.
В конце дороги появилась в блестящих костюмах, вышитых золотом, толпа придворных, присутствовавших при императорской охоте. Де Фоконьяк принял хвастливый вид, который взгляд Жоржа заставил его оставить, и опять начал играть роль маркиза.
В эту минуту послышался голос. Жорж и Фоконьяк повернули головы. Подъехал ординарец гофмаршала. Жорж принял равнодушный вид, Фоконьяк – вид достоинства. Поручик, любезный с противником, побежденным в игре, сделал ложному маркизу самый любезный поклон, так же как и Жоржу.
«Маленький поручик, которому я нарочно проиграл вчера триста луидоров, чтобы разыграть роль знатного вельможи», – подумал де Фоконьяк.
– Вы потеряли охоту, господа! – сказал тот.
– Боже мой! – сказал Фоконьяк.
– Вот часть охотников возвращается, – сказал поручик. – Как только я увидел вас, то опередил, чтобы сообщить вам новость.
– Какую?
– Обер-егермейстер так дурно распорядился, что охота не удалась.
– Бедный обер-егермейстер!
– Император взбешен.
В эту минуту вдруг появился нищий, которого всадники не могли приметить за извилинами дороги. Жорж и Фоконьяк бросили на него проницательные и недоверчивые взгляды и даже внимательно прислушались к гнусливому голосу нищего.
– Подайте Христа ради, добрые господа! Я вас не забуду в моих молитвах и буду просить Бога, чтобы Он дал вам место в своем раю.
Де Фоконьяк засунул руку в огромные карманы, украшавшие не менее огромный жилет. Он вытащил из кармана кошелек, а из кошелька одно су и положил в руку нищего с таким величественным движением, как будто это была необыкновенная щедрость. Нищий взглянул на монету и таким же тоном, каким просил милостыню, сказал:
– Ах, мои добрые господа, и бедный человек может остаться честным! Никто не должен говорить, что я, бедняк, воспользовался ошибкой…
Он поднял вверх монету.
– Неужели я ошибся? – сказал Фоконьяк. – Уж не наполеондор ли это?
– Нет, – ответил нищий. – Вот почему я говорю, что ваша сострадательная душа не могла иметь намерение дать мне простое су.
– Это правда, приятель, совершенная правда! Твое замечание исполнено здравого смысла. Очевидно, что человек, принадлежащий к фамилии Фоконьяк, мог только по ошибке предложить такое ничтожное приношение.
