Когда маркитантка перестала тараторить, женщина пробормотала:
– Нашу соседку звали Мари-Жанной, а нашу работницу Мари-Клод.
Тем временем сержант Радуб журил гренадера.
– Замолчишь ли ты, – говорил он. – Ты ее напугал. В присутствии дам нельзя браниться.
– Да как же тут не браниться честному человеку, – ворчал гренадер, – когда видишь таких уродов, свекор которых был искалечен барином, тесть отправлен по милости попа на каторгу, а отец повешен по милости короля, и которые тем не менее, черт побери, бунтуют, хватаются за оружие и лезут на смерть из-за своего барина, попа, короля!
– Молчать! – закричал сержант.
– Молчу, молчу, господин сержант, – произнес гренадер. – Но тем не менее досадно видеть, что такая хорошенькая женщина рискует жизнью из-за какого-то сумасброда.
– Гренадер, – строго заметил сержант, – здесь не политический клуб, нечего разглагольствовать. – И он продолжил, обращаясь к женщине: – А твой муж, сударыня? Чем он занимается? Что с ним сталось?
– Он ничем не занимается, так как его убили.
– Убили? Когда? Где?
– Три дня тому назад, в рядах ополчения.
– Кто же его убил?
– Не знаю.
– Как, ты не знаешь, кто убил твоего мужа? По крайней мере, был ли это синий, белый?
– Не знаю. Я знаю только, что он был убит выстрелом из ружья.
– Три дня тому назад, говоришь ты? Но в каком месте?
– Около Эрнэ. Мой муж был убит в сражении. Вот и все.
– А с тех пор, как муж твой умер, что ты делаешь?
– Вот, несу моих малюток.
– Куда же ты их несешь?
– Куда глаза глядят.
– А где же ты ночуешь?
– Под открытым небом.
– Чем ты питаешься?
– Ничем.
Сержант повел своими усищами и переспросил:
– Ничем?
– То есть терновыми ягодами, ежевикой, морошкой, которые остались от прошлого года, черникой, молодыми побегами папоротника.
– Только-то? Ну, это все равно, что ничем.
Старший из мальчиков, должно быть, поняв, о чем шел разговор, пролепетал:
– Есть хочется!
Сержант вынул из кармана кусок черного хлеба и подал его матери. Та разломила кусок пополам и отдала по куску каждому из мальчиков, которые с жадностью принялись его есть.
– А для себя она ничего не оставила, – проворчал сквозь зубы сержант.
– Значит, не голодна, – заметил один из солдат.
– Нет, это значит, что она мать, – возразил сержант.
– Я пить хочу, – заговорил один из мальчиков.
– Я пить хочу, – повторил другой.
– Да ведь в этом чертовском лесу нет даже и ручейка, – сердито произнес сержант.
Маркитантка сняла со своего пояса медную чарку, прицепленную рядом с колокольчиком, отвернула кран жбана, висевшего у нее через плечо, наполнила чарку и поднесла ее к губам детей. Старший хлебнул и скорчил гримасу. Младший хлебнул и выплюнул.
