– Так ладно будет! – сказал он, снова пробежав последние строки и прикрыв рукой глаза. С самого утра он чувствовал себя как-то нудно: устал словно. А правду сказать, и есть с чего утомиться!..
Народ мутится, смирять его нужно, уговаривать. Церкви заперты, попы все померли, отпевать некому, да и хоронить тоже. А убирать трупы надобно, потому смердят по улицам, и от сего наипаче зараза. Хоронить надобно не инако как колодниками: тем все едино – что на плахе умереть, что от заразы. И везде самому быть надо! Спасибо еще князю Теряеву. Молодой, да больно деловитый!..
– Князь Терентий Теряев повидать тебя, княже, хочет, – сказал, входя в покои, отрок.
Князь быстро встал.
– Зови, веди! – сказал он.
Терентий вошел, и они поцеловались.
– С чем, князь?
– Да вот государю отписку сделал. Может, прочесть захочешь?
– А зачем? Я тоже отписал. Вот и пошлем заодно: твое и мое. Сейчас и запечатаем. Давай свое!
Теряев подал и вдруг испуганно вскрикнул:
– Князь, тебе недужно?
– Не… не…
И в тот же миг Пронский упал на пол, облитый темной кровью. Терентий успел отскочить в сторону и громко позвал слуг. Холопы вбежали и в ужасе попятились назад.
Князь посинел. Белки глаз выворотились, и вид его приводил всех в невольное содрогание.
Князь Теряев спешно взял свое и его донесения.
– Берите князя и хороните в саду! – крикнул он холопам, но те не двигались с места, скованные ужасом.
– Пошли, княже, за колодниками, – кланяясь, робко сказал стремянной покойного князя, – а нам умирать неохота!
Князь грозно насупился, но палата вмиг опустела, а два часа спустя во всем доме князя не было ни одного слуги.
– Такова и моя смерть будет! – подумал Терентий и тихо вышел из дома.
Ужасен был вид улиц, по которым проезжал князь на своем аргамаке.
Дома и лавки, растворенные настежь, были пусты; то здесь, то там валялись трупы людей, застигнутых страшной заразой, и обнаженные до пояс колодники, вымазанные дегтем, волокли по улицам трупы, зацепив их баграми, чтобы свалить в общую яму.
Невыносимый смрад стоял в туманном воздухе, сеял мелкий дождь, и среди безмолвия, при виде смерти и общего запустения страх проникал в душу каждого и заставлял думать о Божьем гневе.
– Согрешили, окаянные! – вопил юродивый, бродя из улицы в улицу. – За никонианцев и ревнителей гибнут!
Князь Теряев проехал Кремль и Белый город и стал заворачивать к Москве-реке, когда увидел каких-то людей, которые спешно входили в дом и выходили из него с сундуками и узлами, складывая все на телегу.
