Уже в рапате смолкли пьяные голоса и гости, бранясь и толкаясь, ушли из нее по своем домам. Сыч и мальчонка спали в горнице, и две размалеванные бабы, положив головы на залитые вином столы, оглашали храпом унылое помещение, когда люди, сидевшие в бане, обменявшись последними словами, стали тихо поодиночке выходить на улицу…
Рано утром дьяк Травкин, стоя посреди двора Разбойного приказа, читал приговор, скрепленный временными правителями, Ермилу Косарю, Семену Шаленому и Федору Неустрою.
– А также за разные скаредные и воровские дела тем ворам, Ермилу, Семену и Федору, правые руки отсечь и, кнутом бивши, в Сибирь послать, дабы вперед теми делами скаредными не занимались.
Ермил, Семен и Федор со скрученными за спину руками, босоногие, в окровавленных портах и рубахах, с обезображенными лицами и опаленными волосами стояли потупив головы.
– Исповедаться хотите? – спросил их дьяк.
– Хотим, – хрипло ответил за себя и товарищей Семен.
– Идите!
Их привели в воеводскую избу, где у аналоя стоял поп в епитрахили.
А тем временем ворота скрипя отворились и из них выехали телеги, нагруженные всеми приспособлениями для казни.
На бортах телеги в красных рубахах сидели три заплечных подмастерья и Тимошка.
Скоро приговоренные вышли на двор. Их окружил небольшой отряд стрельцов, и шествие тронулось на Козье болото в сопровождении дьяка.
Едва застучали топоры на поле, где мастера расположились расстилать помост и ставить кобылу (толстое бревно на четырех подставках с кольцами для поручней), как со всех сторон стал стекаться народ, охочий до зрелища, а тем более кровавого.
– Кого казнить будут? – спросил молодой парень у подмастерья.
– Дяденьку твово да тебя в придачу!
– Тьфу, оглашенный, – сплюнул парень, – чтоб у тебя язык отсох!
– Нам бы руки только, – засмеялся другой палач.
– Эй, красная рубаха, – закричал голос из толпы, – когда тебя вешать будут?
– За тобой следом! – ответил весело палач, вколачивая в помост последний гвоздь.
– Ведут, ведут! – послышались голоса, и толпа разом обернулась спиной к палачам и разделилась надвое.
Осужденные шли, понурив головы и искоса бросая по сторонам взгляды. Вдруг у самого эшафота толпа так плотно сбилась, что стрельцы невольно отодвинулись; в тот же миг над ухом Федора раздался ободряющий шепот:
– Гляди в оба, Неустрой. Свои не выдадут!
Федор сразу выпрямился и толкнул своих товарищей.
Их ввели на помост к плахе, и дьяк снова начал читать приговор, но в это время сзади раздался крик:
