– Ваша светлость… – строго произнес гофмаршал.
– Да, да, да! Ты слышишь это, Петр Михайлович?! – уже грозно, бешено докончила герцогиня.
В дверь гостиной раздался стук. На секунду все как бы оцепенели.
– Кто это?… – первая спросила герцогиня.
Бестужев спокойно вошел в будуар Анны Иоанновны и вышел оттуда с черным плащом Морица Саксонского.
– Оденьте его на себя, ваше высочество, закутайтесь в него хорошенько, – тихо по-французски произнес Бестужев, подавая плащ Морицу. – Иногда бывают случаи, когда инкогнито лучше открытого забрала. А выйти вам отсюда некуда.
Претендент на курляндский престол быстро задрапировался в плащ, спустив капюшон на лицо.
Бестужев подошел к двери, в которую стучали, и быстро, настежь, раскрыл обе половины ее.
На пороге стояла гофмейстерина ее светлости Анны Иоанновны баронесса Эльза фон Клюгенау, красивая, уже пожилая женщина с хищным и хитрым выражением лица.
– Что вам надо? – несколько взволнованно и грубо бросила своей придворной по-немецки Анна Иоанновна.
– Приношу тысячу извинений вашей светлости, что осмеливаюсь беспокоить вас, но господин обер-камер-юнкер Бирон домогается видеть вас по важному делу, – быстро проговорила гофмейстерина.
Анна Иоанновна недовольно сдвинула брови; Бестужев закусил губу.
– Что ему надо? – неудачно вырвалось у ее светлости.
– Обер-камер-юнкер двора вашей светлости не считает меня в числе своих конфиденток и потому не поверяет мне сущности разговоров с вашей светлостью, – запутанным немецким периодом злобно-торжествующе ответила придворная герцогини Курляндской, причем взгляд ее быстрых, острых глаз не сходил с задрапированной черной фигуры.
– Так в чем же дело, ваша светлость? – встал Бестужев. – Если Бирону надо что-либо сообщить вашей светлости, пусть он войдет. Просите его, любезная баронесса! – властно отдал он приказ гофмейстерине, захудалой вдове одного из митавских баронов.
Через секунду-другую в гостиную вошел среднего роста, склонный к полноте, человек в придворном мундире. Его лицо нельзя было назвать красивым, за исключением глаз, в которых сверкали какая-то скрытая, внутренняя сила, и главное, поразительная самоуверенность.
Его движения были ловки, смелы, едва ли не повелительными. Несмотря на то что в нем не виднелось ни йоты аристократизма, «породы», он как-то невольно привлекал к себе внимание.
– Очевидно, произошло что-либо чрезвычайно важное, любезный Бирон, если вы дерзнули утруждать ее светлость в такой неурочный час? – выпрямился Бестужев во весь рост перед своим ставленником.
