Рыжая Соня и кладовые тьмы | страница 21



На ровной кладке из аккуратных блоков, которые совсем не тронуло время, не было ничего, кроме медных скоб для факелов, а каждую арку перекрывали тяжелые золотые ворота. Причем все они оказались заперты, иначе все споры давным-давно разрешились бы сами собой. Теперь же люди не торопились, не желая угодить в ловушку. Недолго думая, Север велел тут же располагаться на ночлег, справедливо рассудив, что утро вечера мудренее. Да и обороняться, если на них внезапно нападут, здесь проще, ведь противники могут явиться только сверху.

Костер разложили недалеко от выхода. Топливо принесли с собой, собрав в городе наверху обломки мебели покрупнее. Всем, не только Соне, надоела темень, а мертвенный свет, в котором все представало через магические камни — и того больше. К тому же огонь позволял защититься от местных тварей, которые явно предпочитали держаться подальше от света.

После того как девять человек решили вернуться наверх, их осталось сорок восемь, и теперь все собрались у костра, чтобы решить, какую из дверей вскрывать в первую очередь. Каждый приводил свои доводы, не слишком убедительные и потому тотчас отметаемые остальными, которые тоже не могли придумать ничего путного.

— Все, что здесь говорилось, никуда не годится,— высказался наконец и Вожак, который до того не проронил ни слова.— С равным успехом можно принять любое предложение. А потому, если к утру никто не скажет ничего на самом деле серьезного, начнем с левой крайней двери.

— А почему не с правой? — тут же полюбопытствовала Соня.

— Она черная…— Север недовольно поморщился.— Я не люблю черный цвет,— пояснил он под общий смех.— А левая арка желтая, как солнышко.

Халима пренебрежительно фыркнула, но ничего не сказала.

Она понимала, что начинать все равно придется и что Север прав: раз ни у кого нет стоящих мыслей, остается просто ткнуть пальцем. Зато когда молодой замориец решил поддержать Вожака, а потом заявил, что главное — остаться в живых, и лучше уж вернуться с пустыми руками, чем набить карманы сокровищами и погибнуть, Пифия не выдержала.

— Ты просто трус! — гневно сверкнув глазами, заявила она и поднялась на ноги, грозная, как богиня мщения.— Из-за твоей расхлябанности уже погиб человек. И если бы не его смерть, девять других трусов не ушли бы!

Прыгун мгновенно сник и как-то съежился под ее взглядом, вздрагивая от каждого слова, как от удара плетью. Ему вдруг резко расхотелось возвращаться в Логово, где — теперь он нисколько в этом не сомневался — ему припомнят прошлую ночь.