– Великий повелитель полуночного мира, – отвечал визирь с низким поклоном, – конечно, войска твои непобедимы, преданность наша к священной особе твоей неограниченна; за железной грудью нашей ты мог бы предаваться спокойно радостям гарема, когда б владыко среднего царства всемощный богдыхан напал на твои улусы из-за каменной стены своей с ополчением, равняющимся песчинкам дна моря Хвалынского, или Великий Могол двинул на царство твое слонов своих, как горы Рифейские; не страшны и самые янычары победоносного завоевателя Царьграда, но эта горсть казаков – люди заколдованные, не знающие смерти, они опаснее для твоего величия…
– Эк они тебя напугали, старый мой храбрец, своим стреляющим огнем и громами смертоносными, – прервал его хан с насмешкою. – Но подожди немного: и нам пришлют казанские самопалы.
– Прости, государь, верному рабу твоему, дерзающему донесть, что требуется большая хитрость, чтоб кидать огонь из сих дьявольских труб.
– По крайней мере, люди наши не станут их страшиться более и считать казаков непобедимыми, – заметил Кучум.
– Голова моя в твоей руке, – продолжал визирь, низко кланяясь, – но верный раб твой считает долгом представить, что для безопасности твоей державы следовало бы удовлетворить просьбу шамана, дабы вступить с казаками в мирные переговоры.
– Рабский раб, – вскричал с гневом Кучум, – я покажу вам, что, лишась зрения, я не лишился бодрости души и не струшу шайки разбойников.
– Великий пророк да умудрит тебя, повелитель правоверных, положить преграду кровавому потоку сих ужасных пришлецов, которых доселе ничто не может удержать. Тебе известно, государь, сколь тщетны были первые усилия храброго князя Епанчи: три дня сряду со своими татарами и вогуличами пускал он на казаков тучи стрел с высокого берега Туры. Не остановила их и железная цепь, которую приказал ты протянуть поперек Тобола…
– Виновен в том есаул, допустивший Ермаку обмануть себя, – прервал его царь. – Изменник тратил стрелы и время попусту, стреляли в чучелы, которые Ермак поставил на плоты свои вместо казаков, а сам, обойдя предателя лесом, напал на него врасплох. Голова изменника висит на Чувашском мысу…
– Но думный советник твой, Карача, бился пять дней на открытом поле и в засадах, с силою вдесятеро более Ермаковой, а не отстоял ни своих мешков с золотом, ни твоих кадей с медом.
– Разве тебе не известно, что Маметкул сторожит теперь казаков в крепкой засаде с великою ратью? Иртыш не увидит их на берегах своих. Племянник запасся и мешками для голов поганых гяуров, – прибавил царь с довольной усмешкой.
