В продолжение целой ночи свирепствовала ужасная буря; но перекаты грома менее беспокоили Ермака, чем отдаленные думы. Что касается до успеха будущего круга, то он уверен был, что если не сила его велеречия, то сила истины убедит всех последовать за ним на великое предприятие. Совершенно противные чувства волновали душу и не дали покою Мещеряку. Он изобретал способы, как бы тайно разделить дружину, надеясь сделаться главою противной стороны. Подобно борьбе стихий небесных, необузданные страсти честолюбия и мщения бушевали в его сердце. Ему сделалось душно в кибитке башкирской, и он вышел на воздух. Оглушительные раскаты грома, огненные молнии и порывистый вой ветра ответствовали внутренней его буре. С каким-то особенным наслаждением глядел он на пылающее небо. Неожиданное появление Грозы разрушило многие его надежды и замыслы. К тому же он встретился с ним так неприязненно, взглянул на него так подозрительно, как будто отгадывал его намерения. Надобно было освободиться от столь опасного врага и соперника.
Полный сими мыслями, он возвратился в кибитку и, разбудив бережно Самуся, повел его на конец рощи, дабы шум деревьев не мешал им разговаривать тихо.
– Самусь, – сказал Мещеряк, – заметил ли ты, как встретил меня этот башкирский ясырь? Надо от него отделаться!
– Надо, очень надо! – отвечал Самусь. – Тебе, видно, не гребшилось, спал как крот, а я кое-что подслушал.
– Говори скорее.
– Гроза хочет обвинить тебя перед целым кругом.
– Для чего же ты прежде мне этого не сказал?
– А зачем? Чем бы ты помог?
– Как чем? Я бы тотчас закрыл ему рот навеки.
– И это надо умеючи. За ним глядит колдун, словно домовой.
– Что ж – и его с ним вместе.
– Ты совок, да не ловок. Не диво зарезать и пятерых сонных, а нужно свести концы с концами. Я придумал лучше тебя.
– Не мучь, скажи!..
– Ты войди потихоньку в кибитку, да и угомони их, а я мигом запалю ее. Только стукни, смотри, кистенем… Если и не сгорят, то подумают, что убило волею Божьей: по эдакой грозе и не диво.
– Славно! Ай да Самусь, молодец! Только скажи поскорее, что они, проклятые, обо мне говорили?
– Гроза, видишь, перед всей дружиною хочет тебя изобличить в измене, в убийстве, когда ты пырнул его ножом в одежде московского стрельца, как наводил опричника на Луковкин дом.
– Ха, ха, ха! На это, любезный, – прервал Мещеряк, – у меня готовы и отговорки и доказательства. Но все-таки лучше ему зажать рот.
– Злодеи! – раздался голос при треске ужасного грома, и Мещеряк с единомышленником своим вздрогнули, как будто кто ни есть произнес их собственный приговор.
