Но, видя, что это не берет и кручину девичью не разгоняет, старушка продолжала шамкать:
– И пса слушают, и кошки мявкают, аль гусь гогочет, аль утица крякнет, и петел поет, и курица поет – худо будет; конь ржет, вол ревет, и мышь нарты грызет, и хорь нарты портит, и тараканов много – богату быти и сверьщиков такожде; кости болят и подколенки скорбят – путь будет; и длани свербят – пенязи имать; очи свербят – плаката будешь…
– У меня день-деньской, бабушка, очи свербят. Ах! не дождусь, – невольно проговорилась Паша.
– Дождешься, дождешься, кот Васька моется, да, слышишь, и конь ржет… Чуют гостей…
В это время петух пропел; старушка набожно перекрестилась и стала шептать:
– Когда же двинут ангелы Господни одежду и венец от престола Господня, тогда пробуждается петел, поднимает глас свой и плещет крылами своими…
– Бабушка, бабушка, поворожи… погадай… уж больно соскучилась…
Старуха ушла в сени, принесли оттуда ведро с водой, прошептала над ним какую-то молитву и, осветив воду лучиной, сказала:
– Гляди, Паша, теперь в воду: что увидишь, то и сбудется.
– Вижу его на коне, он скачет! – воскликнула Паша.
– Видишь, суженого и конем не объедешь, – торжествовала старушка.
В это время послышался топот копыт, у Паши замерло сердце, она бросилась из избы на двор: это приехал из Нижнего Никита Минич.
Увидя на нем одежду послушника, Паша остановилась и побледнела.
Привязав лошадь к крыльцу, Никита Минич подошел к ней, обнял ее и поцеловал несколько раз.
– Видишь, ни к отцу, ни к матери, а к тебе заехал я… Отец Василий дома?
– Сейчас будет, он на крестинах. Зайди, Ника… что я!.. Никита Минич…
– Называй меня Никой, так называла меня и покойная мать… Но как ты похудела?..
– Тосковала по тебе, противный, а ты, чай, нагляделся на красавиц и в церкви и на ярманке?
– Молился Богу, – серьезно возразил Никита Минич, – да о тебе, грешный, думал… Думал, думал и вот приехал… Где батюшка, пущай решает судьбу нашу…
В это время показался и батюшка, ему кто-то сообщил о приезде гостя.
Отец Василий, увидя Никиту Минича, бросился к нему на шею и не знал на радостях, что говорить.
Он ввел его в избу, посадил в углу под образа, любовался им и только приговаривал:
– Ну, спасибо… не ожидал… потешил старика… Паша… тетушка… что в печи, на стол мечи… чай, голоден… на коне приехал… где взял…
Между тем Паша и бабушка засуетились, накрыли на стол и действительно подали все, что у них имелось.
Когда старик немного успокоился, Никита Минич стал рассказывать ему о том, какие порядки он ввел в Макарьевском монастыре и как митрополит Ефрем взыскал его; в конце же своего рассказа он присовокупил:
