И он, себя не помня, как был в одной рубашке, выбежал из опочивальни, пробежал все дворцовые покои, на двор, на конюшню. Схватил первого неоседланного коня, вскочил на него и помчался из Преображенского.
Ночь начинала белеть. Сквозь мглу уже обозначились предметы. Лазутчики еще издали завидели человека на коне, в белой рубашке.
– Это кто же? Что за чудеса такие? Наверно, кого-нибудь схватили, вырвался кто-нибудь… Удирает! А ведь гляди-ка, гляди-ка, братцы, ей-богу, как есть раздет совсем, в одной рубашке, что за притча такая.
Вот всадник ближе, мчится что есть духу.
– Царь! Он, как есть он! – шепчут лазутчики. – Вся стать его!
Всадник в двух шагах от них. Они его окончательно узнали, сомнения быть не может.
– Ну так что же, чего же лучше… Взводи курок! Пали!
Один из лазутчиков уже приготовился было, выставил ружье, но другой сильно схватил его за руку:
– Стой! На царя-то! Да и кто это тебе приказывал, чтобы стрелять?!
Но все равно злодейство вряд ли могло совершиться – всадник был далеко.
Лазутчики снова притаились и ждали.
Через несколько минут показалось еще несколько всадников. Они спешат за первым – к лесу.
– Вестимо, в лес, – говорит один из них, – куда же иначе?.. В одной-то рубахе!.. Сейчас завернем в просеку и окликнем, ночь холодная, одеть его нужно скорей!..
Прошло с четверть часа – и все Преображенское в движении.
Мимо кустов катится карета с царицами, за каретой всякие экипажи, верховые люди, пушки, целые колонны потешных, которые обгоняют друг друга, спешат, забыв регулярный марш свой. Скоро совсем опустело Преображенское.
«Иди теперь – жги его!..»
Лазутчики обождали немного и бегом пустились в Москву донести Шакловитому о таких чудных действах.
XII
Часам к шести утра, совершенно изнемогая от усталости и волнения, прискакал Петр в Троицкую лавру в сопровождении постельничего Головкина, Мельнова и своего карлы.
Едва войдя в монастырское помещение, где постоянно останавливался, он бросился на постель и вдруг зарыдал.
Прибежавший к нему архимандрит лавры, Викентий, долго не мог добиться от него ни слова.
Наконец рыдания царя стихли, он заговорил; но речь его прерывалась неудержимыми слезами.
– Меня и всех моих извести сестра хочет, – говорил Петр, – нигде нет от нее защиты. Велела своим разбойникам-стрельцам поджечь Преображенское, едва выскочил… Укрой меня, отче, спаси!..
Архимандрит стал его успокаивать.
– Укроем, государь, здесь никто до тебя не доберется. Добрую мысль Господь вложил в тебя – поспешить в нашу святую обитель. Под покровом Сергия преподобного, великого чудотворца и молитвенника за землю Русскую, тебе нечего бояться… Не раз притекавшие сюда находили оплот твердый у Божьего угодника. Сам, государь, не хуже моего ведаешь, как обитель сия Русскую землю спасала, как враг приходил разорять ее и стоял у стен сих в неисчислимом, аки песок морской, множестве… и все же ни силою человеческою, ни силою дьявольскою не мог в нее внити, не мог предать храмы святые на разорение, мощи честные на поругание! И ныне, как и древле, встанет на защиту твою святой угодник Божий и не одолеют тебя под его защитою враги твои! Будь же спокоен, государь, уйми свои слезы, да потолкуем лучше, как и что делать.
