«При других обстоятельствах, — вынужден был признать Август, — но не в этом случае, вот в чем дело!»
Август ведь не просто первенец. Он плод любви. Во всяком случае, именно так и говорили о нем мать и отец. А Конрад ле Бери, если это все-таки он, не просто некий безымянный любовник, мелькнувший где-то когда-то много лет назад около красавицы Терезы Сан-Северо. Это человек глубоко презираемый ныне при дворе, но главное — откровенный и непримиримый враг старого графа. Тот самый дворянин, который все время «путался под ногами» у молодого Альбера де Ламара, да так, что тот Конрада без вспышек бешенства уже видеть не мог. И этот человек настоящий отец Августа? К слову, цвет волос и глаз указывал на это со всей очевидностью. Ренар — блондин, как и сестры, как мать и отец. И глаза у него голубые, как у старого графа, хотя и не такие красивые. Август же брюнет и глаза у него черные. Красив, — это правда, — но совершенно иначе, чем старый граф.
«Весь в отца…»
— Бастард? — равнодушно переспросил он Ренара. — В самом деле? У тебя, верно, и доказательства имеются?
— Имеются, — похоже, Рейнике-лис был несколько разочарован. Он ожидал от единоутробного брата «больше страсти». Но Август устоял.
— Дай, угадаю, — «задумался» Август, — ты копался в вещах матери и нашел компрометирующие ее письма?
— Не буду отпираться, я обыскал ее кабинет и действительно нашел несколько писем. Кстати ты не знаешь, зачем женщины хранят весь этот хлам? Письма, засушенные цветы, прядь волос?..
— Тебе не понять, — отмахнулся Август. — Так что там с письмами?
— Письма двусмысленные, — криво усмехнулся Ренар, — но однозначно против матери не свидетельствуют. Да и подписаны инициалами. Мне потребовалось довольно много времени, чтобы узнать, кто такой этот К. Б. Но терпение и труд все перетрут, знаешь ли.
— Так ты вломился в дом ла Бери?
Кого-нибудь откровенность Райка могла бы, пожалуй, удивить, но Август, не смотря на смятение чувств, все понял правильно. Это был час торжества Рейнеке-лиса, хитрость которого не могла возместить отсутствие таланта и интеллекта по-настоящему высокой пробы. Триумф посредственности над величием. Где-то так. Но следует признать, рассказ брата — а Райк в любом случае приходился ему братом, — ранил Августа. Причинял ему боль. Жег душу. Другое дело, что Август не мог себе позволить показать слабость. Да и подробности истории могли ему пригодиться в будущем. Любое знание в прибыток, даже такое гадкое, как это.
