— Умею, — усмехнулся Август, покачав мысленно головой. О таком еще недавно он и помыслить не мог.
— Помогу, — пообещал он, и, подтянув Теа выше, поцеловал ее в губы…
2. Вена, тридцатое октября 1763 года
«Сеанс» был назначен на вечер тридцатого октября, и, если весь день накануне Август и Теа посвятили себе любимым — крепкий сон после ночи любви, неторопливые прогулки по красивому городу, изыски венской кухни и неплохая опера в финале, — то с утра «Дня Д», как окрестила этот день Татьяна, оба они были заняты делом. Прежде всего, внимательно перечитали записи, оставленные Теа д’Агарис на страницах «Пролегомен Темного Искусства». В прошлый раз Август их нечувствительно пропустил, но в присутствии женщины заклинание отвода глаз не сработало, и текст открылся, как есть: со всеми уточнениями и ссылками, схемами, начертанными на полях книги, и замечаниями личного характера. К слову сказать, эти последние многое могли объяснить в характере колдуньи, создавшей «Левую руку тьмы». Сам факт того, что кто-то в здравом уме и твердой памяти занимается подобного рода вещами еще ни о чем не говорит. Темные колдуны не только созданием живого из мертвого увлечены. Они на то и темные, чтобы увлеченно разрабатывать сомнительные, рискованные и полу-запретные — а то и вовсе запрещенные — области волшебства. Однако подход к делу может быть разным. Одним всего лишь интересно заглянуть «за грань возможного», другие — расширяют свой «инструментарий», а третьи попросту «не ведают греха», обитая где-то за границами добра и зла. Графиня Консуэнтская, судя по тому, что знал о ней Август, над мотивами своих действий никогда не задумывалась, как, впрочем, не ограничивала себя и в выборе средств. Однако замечания, сделанные ею между делом при описании нового, хаосом вдохновленного проклятия, объяснили ему сейчас новый-старый образ Теа, который она демонстрировала все последние дни. Этот образ, впрочем, — как видел теперь Август — возникнув впервые еще в Венеции, сразу после первого ознакомления с книгой, постоянно развивался, достигнув «зрелости» уже здесь, в Вене. Было что-то такое в словах, написанных графиней Консуэнтской более ста лет тому назад. Что-то неуловимое, но при том очевидное. И Татьяна эту интонацию, похоже, уловила первой. Уловила, «примерила на себя» и приняла, как родную, снова изменив свой внутренний облик и став тем самым гораздо естественнее, как в манере общения, в целом, так и в стиле мышления. Но обо всем этом Август думал лишь между делом. Не то, чтобы ему это было неважно, — еще как важно, — но приоритетом была сейчас подготовка к «сеансу», ею они с Таней и занимались.
