Вообще-то, он имел в виду прозаическую слюну, взаимопроникновение которой вполне естественно для целующихся любовников, но положение обязывало выражаться куртуазно. Вот он и заговорил о «влаге своих губ».
— Так! — остановила его Теа, недав Августу закончить свою мысль. — Только давай обойдемся без физиологических подробностей! Мало ли что я пробовала на вкус! Что ж теперь, обо всем этом говорить вслух?!
Самое любопытное, что, намекнув своим заявлением на такое, о чем приличным женщинам даже теоретически не следует знать, она и не подумала краснеть. Зато Августа обдало волной такого жара, что на мгновение он даже забыл, зачем покинул постель.
— Не возбуждайся! — охладила его пыл Теа. — Сначала вино, пряники — потом!
3. Венеция, тринадцатое октября 1763 года
Если честно, оставаться в Венеции было ошибкой. Уезжать следовало сразу после попытки отравления. Август это должен был понимать и понимал, но проявил малодушие, поддавшись на уговоры Теа. Графиня живо заинтересовалась своим вновь открывшимся даром и хотела поэкспериментировать. Где и когда? — вот вопрос. Возможно, в Вене. Но когда они еще туда доберутся. А в Венеции такая возможность имелась, — здесь и сейчас, — так как совершенно очарованный ею магистр Поэзи готов был сделать для Теа все, что угодно. Буквально все, и самым малым из этого «всего» являлись открытые двери его великолепной алхимической лаборатории. Дело, впрочем, не в одной лишь лаборатории. Теа ведь неслучайно увлеклась идей «сразу же все проверить и все испытать». Судя по всему, она осознала вдруг, что действительно обладает невероятными магическими способностями и, очарованная открывшимися перспективами, бросилась в колдовство, как в омут. С головой.
Август ее понимал, как не понять!. Кроме того, он ее любил. И, если этого мало, он не случайно добился успеха на научном поприще. Магистр, профессор… Все эти звания неслучайны. Стал бы и главой Коллегиум Гросса, если бы не происки врагов. Он любил и умел работать, не делая при этом особых различий между теорией и экспериментом. Легко увлекался и забывал о времени, усталости и голоде, обо всем вообще, когда перед ним вставала по-настоящему интересная научная задача. Вновь открывшиеся способности Теа относились как раз к этому типу проблем. Малоизвестные и практически неизученные, эти способности манили, увлекали, заставляли отбросить, как не существенные, любые возражения практического толка. Однако лучше все-таки быть живым ученым, чем мертвым, и об этой максиме Август, к сожалению, вовремя не вспомнил.
