– А кто это около весов? – спросила Лаодика стоявшую около нее Нитокрис.
– Это божества: то, что с головою ястреба, – это Горус, а с головою шакала – это Анубис, – отвечала Нитокрис, утирая покрасневшие от слез глаза.
– А что они делают, милая Нитокрис?
– Они смотрят на стрелку весов, какая чаша перевесит – с добрыми делами или со злыми… Ах! Бедная сестра никому не делала зла! – еще сильнее расплакалась Нитокрис.
Действительно, едва верховный жрец Амон-Мерибаст поднял к изображению Правосудия руки, как чашка весов с добрыми делами моментально опустилась.
В толпе пронесся радостный шепот: «Боги принимают ее! Озирис к ней милостив!»
Торжественный хор жрецов огласил воздух.
Скоро лодка Харона приняла мумию вместе с носильщиками-жрецами и отплыла к тому берегу «озера мертвых».
Едва лодка с мумией царевны отчалила от берега, как верховный жрец, приблизившись к изображению Озириса, произнес краткую молитву: он благодарил этого всемогущего владыку подземного мира за правый и милостивый суд над умершей. Потом Амон-Мерибаст, а с ним вместе Рамзес и вся его семья вошли в другую, более поместительную лодку и отплыли вслед за лодкой с мумией Нофруры. Вместе с ними отплыла и Лаодика, которая принята была в семье Рамзеса как родная, потому что, несмотря на свою скорбь об умершей дочери, фараон заметил Лаодику, красота которой и печальная судьба тронули сердце повелителя Египта.
На том берегу Ахерона мумия Нофруры, при мрачном пении жрецов была внесена в фамильный склеп Рамзеса и после трогательного прощанья с родными положена была в богатый саркофаг и накрыта гранитной крышкой с высеченным на ней изображением усопшей.
Весь этот погребальный обряд произвел на Лаодику глубокое впечатление. Она вспомнила, как погребали ее брата Гектора, убитого Ахиллесом. О! Какое это было страшное погребение, какая страшная ночь, предшествовавшая последнему моменту! Всю ночь троянцы сооружали громадный костер из соснового леса, который рубили в соседних горах и свозили к Трое. Наутро костер был готов, и на него возложили бездыханное тело ее брата. Как ярко вспыхнуло ужасное пламя, пожирая зеленые иглы сосен и дорогое тело Гектора! И скоро от милого тела остался только серый пепел с обгорелыми и перетлевшими костями, которые и собраны были в урну.
Где теперь эта урна с дорогим прахом? От нее, как и от всей Трои, не осталось, вероятно, и следа.
А здесь не то. Тело Нофруры осталось нетронутым – и его не коснулось ужасное пламя.
