– Светоносный Горус благословляет тебя, дитя, – сказал он, – иди со мною.
Процессия двинулась дальше. Девочка, и испуганная, и обрадованная, пошла рядом с верховным жрецом, поглядывая то на толпу, то на цветок лотоса.
– Второй дар божества, – снова произнес Амон-Мерибаст, указывая на толпу, где виднелась другая девочка одного возраста с первою.
Жрецы подошли и к этой. Девочка хотела было убежать, но ее кто-то придержал сзади.
– Не бойся, дурочка, тебе ничего не будет! Видишь, вон той девочке дали священный цветок, и тебе дадут.
– Да, да, милое дитя, – подтвердил жрец.
И эта девочка позволила себя увести. И ей верховный жрец подал цветок лотоса. В толпе зрителей чаще стали показываться такие же девочки – их, видимо, привлекало любопытство, а также зависть: всем хотелось играть роль в торжественной процессии, получить цветок лотоса и обращать на себя всеобщее внимание. Этот возраст едва ли не тщеславнее взрослых, по крайней мере наивнее и искреннее и, во всяком случае, правдивее.
– Третий дар божества, – продолжал между тем провозглашать жрец.
Взяли и третью девочку, которая с детской гордостью посматривала на толпу.
Трубы между тем продолжали завывать: зловещая мелодия их покрывала смешанный гул от сдержанного говора зрителей.
– Четвертый дар божества.
Последние слова относились к нашей знакомой Хену, дочери Адиромы и внучке Пенхи, которая с жадным любопытством протиснулась сквозь толпу, сверкая своими оживленными глазками и всем своим прелестным личиком.
– Пятый дар божества.
Хену, торжествующая и гордая, тоже присоединилась к процессии, держа в руке цветок лотоса.
– Шестой дар божества. Седьмой и последний дар божества.
Но в этот момент в толпе произошло смятение. Какая-то женщина протискивалась сквозь сплошные массы зрителей, с ужасом повторяя: «О моя Аи, моя маленькая Аи! О боги!»
Ей удалось протискаться сквозь толпу, которая с удивлением расступилась перед нею. С отчаянием на лице она бросилась было к девочкам, выступавшим в процессии с цветками лотоса, но по знаку верховного жреца мацаи удержали ее. Это была еще молодая египтянка. Она силилась вырваться из рук державших ее мацаи.
– О! Отдайте мне мою девочку! Отдайте! О боги! О всемогущий Горус! – вопила несчастная.
Одна из девочек с лотосом рванулась было к ней, но жрецы удержали ее.
Человеческие жертвоприношения Нилу совершались очень редко, да и то в исключительных только, в необыкновенных случаях, когда Египет посещало какое-либо страшное бедствие, как, например, всеобщий голод, когда вследствие неизвестных причин, скрывающихся в каких-либо неведомых атмосферных явлениях где-то там, далеко на юге, под экватором, у истоков Нила, эта священная многоводная река не совершала своего обычного периодического разлития и страну постигал неурожай. Тогда только Нилу, этому живому и все оплодотворяющему богу, приносились человеческие жертвы для умилостивления всемогущего божества. Но это случалось, может быть, раз в одно или два столетия, и потому последующие поколения египтян забывали об этом и редко кто знал о существовании страшного и внушительного по своей обстановке обряда приношения «живой жертвы» Нилу. Знали об этом, конечно, только жрецы.
