– У нас она называется Афродита, милая Снат, – отвечала Лаодика.
– А Горус?
– Горус – Феб, солнце.
Юные принцы и принцессы окружили Лаодику, и все старались наперерыв заговорить с ней, приласкать ее. Она стала какой-то игрушкой в семье фараона. Ее хватали за руки, с любовью гладили ее шелковистые волосы, заглядывали в глаза.
Более взрослые юноши из сыновей Рамзеса выражали свой восторг сдержаннее, но все же, несомненно, любовались ею. Особенно пленила она сердце молодого Меритума, который уже считался великим жрецом солнца в Гелиополисе, хотя этому юному жрецу предстояло еще много учиться жреческой мудрости. Он уже ревновал Лаодику к старшему своему брату, принцу Пентауру, любимцу матери-царицы, и в сердце его уже закрадывалось недоброе чувство по отношению к сопернику, тем более что он не мог тягаться со старшим братом, который был вдвое старше его: на Меритума все еще смотрели как на мальчика, да и «локон юности», висевший у последнего на смуглой щеке, предательски обнаруживал его возраст.
– Когда же тебя повезут, наконец, в Уакит[27] учиться быть жрецом? – высокомерно спросил его Пентаур, заметивший бросаемые Меритумом на Лаодику страстные взгляды.
Меритум вспыхнул, он почувствовал оскорбление.
– Когда? – вызывающе посмотрел он на брата. – А тогда, когда ты все наши житницы наполнишь дуррой и полбой.
Это был оскорбительный намек на то, что Рамзес не взял с собою Пентаура в поход против неприятеля, а приказал ему наблюдать за поступлением податей в казну фараона.
– Этого тебе пришлось бы долго ждать, – сердито сказал Пентаур, – до того времени твой «локон юности» успеет поседеть.
Это значило: «ты еще молокосос – нечего тебе заглядываться на троянку».
Женское чутье подсказало Лаодике, из-за чего горячатся братья, и она одарила Меритума ласковым взглядом, от которого юноша вспыхнул еще больше, но вспыхнул уже краской счастья. Лаодике стало жаль его, между тем как грубость Пентаура возмущала ее кроткое сердце.
И Нитокрис, со своей стороны, оказалась союзницей младшего брата, Меритума: юная египтянка тоже уловила женским чутьем причину ссоры между братьями, и приняла сторону младшего, потому что и она ревновала Лаодику к грубому «гиппопотаму», как она в душе называла иногда Пентаура. Зато мать-царица осталась верна своему любимцу.
– Вы бы, дети, пошли играть хоть «в крокодилы», – сказала она юной ватаге. – И ты, Меритум, иди с ними.
– Я уже вырос из этой игры! – гордо отвечал великий жрец солнца. – Я жрец бога Горуса!
