Король сидел безмолвный и бледный как мертвец: каждое слово Кромвеля вонзалось острым жалом в его сердце, задевая его больное самолюбие и возбуждая бешеную ревность; его взор был прикован к губам графа Эссекского; на угрюмом лице пятнами вспыхивал лихорадочный румянец; его душила злоба, но он не мог произнести ни слова.
Кромвель счел за лучшее не обращать внимания на предвещавшее бурю молчание своего грозного повелителя и продолжал все тем же невозмутимым тоном:
– Непомерное самолюбие графа Рочфорда помешало ему принять благой совет испытанного друга, и он поклялся мне отомстить! Я узнал через моих клевретов, что он не медлит, и граф Уилшир явился к вам сегодня утром, чтобы обвинить меня перед вашим величеством в ограблении женского монастыря в Дургеме.
– Но какое мне дело до слов графа Уилшира и до ваших монахинь! – воскликнул Генрих VIII.
– Вот опись ценностей, доставшихся казне вследствие упразднения означенной обители, – проговорил все с тем же хладнокровием министр.
Он вынул из кармана и подал королю объемный реестр.
– В него включено все до малейшей безделицы, – пояснил он спокойно. – Упразднение совершалось в присутствии властей, при содействии комиссаров, один из которых был незадолго до этого рекомендован мне самим графом Уилширом; вот, наконец, письмо, в котором настоятельница признает правильность описи и перехода собственности вверенной ей обители в наше распоряжение.
– Замолчите, граф Эссекский, вы мне надоели! – крикнул гневно король. – Незачем докладывать мне о ваших грабежах, я знаю вашу алчность и испорченность всех моих приближенных.
– Враги мои успели выставить мои дела в невыгодном свете, и я прошу ваше величество позволить мне объясниться.
– Еще раз, граф Эссекский, прошу вас попридержать язык! Мне теперь не до дел, – проговорил король, задыхаясь от страшного волнения. – Я разбит, уничтожен, я почти уверен, что земля уходит у меня из-под ног! Куда бы я ни взглянул, я везде вижу порочность и предательство! Этот пышный дворец превратился в ад!
Кромвель хранил почтительное глубокое молчание.
– Я давно догадывался об измене этой женщины, – проговорил король после короткой паузы, – но вы были обязаны доложить мне о ее поведении!..
Его голос осекся, и он закрыл лицо дрожащими руками.
– Я должен был сначала получить улики, – заметил граф Эссекский.
– Улики? Проклятье! Да и кто же поверит в подобное предательство? – сказал пылко король.
– Да, – отвечал Кромвель, – подобные поступки чересчур возмутительны, и им не верят сразу, но графиня Рочфорд, чьи любовь и самолюбие попраны, открыто выражает свое негодование, и вашему величеству следовало бы порасспросить ее.
