– Я не хочу воды, я жажду вашей крови, вашей смерти, презренный!
– Что ж, зарежьте меня! Такой рыцарский подвиг достоин дворянина!
– Довольно! Защищайтесь, или я убью вас! – взревел молодой граф, обнажив свою шпагу.
Но Кромвель не шевельнулся и продолжал изучать с преувеличенным вниманием доклад.
– Я ухожу! – воскликнул молодой человек. – Я, пожалуй, убью вас, как собаку, если останусь здесь хоть на одну минуту!
Кромвель привстал все с тем же невозмутимым видом и, подобно ехидне, вонзившей свое острое, ядовитое жало в тело несчастной жертвы, устремил на Рочфорда глаза, сверкавшие мрачным, зловещим блеском.
– Советую вам помнить нынешний день, милорд! – произнес он глухим, изменившимся голосом. – А Кромвель, поверьте мне, не забудет его! Он помнит превосходно, что леди Анна Болейн обязана ему королевской короной, и родные ее убедятся в скором времени, что поступили бестактно, выказав так явно неблагодарность тому, кому они обязаны своим положением! Вы можете теперь удалиться, милорд!
Кромвель распахнул дверь.
– Ничтожное создание, – сказал Рочфорд надменно, – мы слишком глубоко презираем тебя, чтобы бояться твоих угроз.
Он пошел твердой поступью, высоко подняв голову, мимо бледного, неподвижно стоявшего Кромвеля.
Но когда дверь закрылась и до слуха его донесся глухой стук задвигаемого засова, молодой человек понял все безрассудство своего поступка; свежий воздух, струившийся сквозь открытые окна, успокоил его раздраженные нервы, и мысль о последствиях роковой вспышки поразила его как ударом кинжала. Уступив порыву безрассудного гнева, он, не сказав ни слова ни сестре, ни отцу, отправился к Кромвелю и вызвал его на поединок, но вместо честного противника встретил врага, врага самого грозного, самого беспощадного, самого вероломного и, что опаснее всего, самого терпеливого и самого настойчивого в преследовании цели; он за несколько минут подставил под удар близких ему людей и сделал зависимыми от воли такого изворотливого, ловкого интригана, каким был граф Эссекский; он выдал в пылу гнева даже тайну отца, упомянув Кромвелю о том, что граф Уилширский старается вредить ему, разоблачая перед королем.
Рочфорд не находил никакого выхода из этого опасного положения.
«Да, гнев – плохой советчик!» – думал он, застыв как статуя посреди галереи, как будто ноги его приросли к полу.
Война была объявлена, и ему оставалось ожидать терпеливо ее грозных последствий.
Молодой, гордый, пылкий, мужественный и честный, Рочфорд не понимал вплоть до этой минуты характера Кромвеля и не верил в такую глубокую испорченность.
