— Какой же я недотепа, какой же идиот! Вечно врываюсь туда, где не следует быть, и обязательно болтаю всякую чушь! Что же с тобой происходит, Дэниел? Сотни девушек были доступны для тебя, лишь стоило бы тебе захотеть. Но нет, ты вздумал потерять голову от неблагодарной и распутной… бессердечной и корыстной… от лживой авантюристки. — Он сардонически рассмеялся, схватился за голову, пытаясь сконцентрироваться.
«Я не должен думать о своих чувствах в столь тяжкий для человечества час, — устав от самокритики, более хладнокровно подумал молодой человек. Надо немедленно приступить к расшифровке послания Агивы. В этих строках таится нечто, что может помочь людям выжить. Агива знает, что мы способны понять смысл его послания, — подумав о подруге детства, Дэниел вновь начал кипятиться. — Только я и забочусь о благополучии людей, а ей все равно, что происходит вокруг. Даже став сиротой, она не утихомирилась….»
Отогнав все мысли об Элинор, молодой человек пустился на поиски Адриана Калветти.
А тем временем в фургоне МОЗ происходило нечто иное, чем то, что предположило разыгравшееся воображение ревнивого Гатериджа. Доктор ибн Салим, окончив процедуру с боннитором, надел рентгеновские очки для оценки проделанной работы.
— Прекрасно! Теперь трещины в ребрах срослись и не причинят вам боль.
Пациентка присела, скрыв под обтягивающей блузкой свои женские прелести, и бодро попыталась встать на ноги. После обезболивающих инъекций и тугой перевязки боль в стопе практически не ощущалась. По мнению врача, рана на ноге у Браун быстрее зажила бы с помощью трансплантации дермы, нежели препаратов, ускоряющих темп самостоятельного разрастания кожи. Однако для этой мини-операции надо было произвести несколько анализов, чтобы предотвратить отторжение новой кожи организмом трансплантата. Взяв у пациентки тонкий слой дермы, ибн Салим переложил ее в инкубационную капсулу.
— Думаю, уже через два дня можно будет осуществить пересадку.
— Замечательная новость, доктор! Я и не надеялась, что в таких условиях вам удастся провести эту операцию.
Египтянин усмехнулся.
— Вы думаете, раз мы не в Европе, да к тому же и в пустыне, так значит и аппаратура у нас негодная?
— Признаюсь, у меня мелькнула такая мысль. Однако теперь я убедилась, что ошиблась, преждевременно сделав вывод.
Поблагодарив доктора за все заботы и труды, пациентка отправилась к палаточному лагерю. Здесь в пустынных просторах было выстроено еще несколько палаток для укрытия людей от нестерпимой стужи. Отыскав среди сооружений ту, в которой находился ее «непутевый недруг», Браун вошла внутрь. Высокая и прямоугольная белая палатка походила на «штаб-квартиру военного совета». Посередине просторной площади стоял круглый большой стол. Над ним свисала неоновая лампа, свет которой придавал окружающему оранжево-красный оттенок. Собравшиеся вокруг стола мужчины что-то оживленно обсуждали. Порой из этого роя человеческих голосов доносились восклицания на коптском языке. Затем все вновь стихали и рой возобновлял свое жужжание в прежнем ритме. По их причудливым, броским и ярким одеждам Браун верно предположила профессиональную деятельность мужчин. Среди египтологов, загоревших под палящим солнцем Ливийской пустыни, был единственный бледнокожий, высокий блондин с серыми и холодными, как мрамор, глазами Дэниел Гатеридж. Его черная одежда была ничем не примечательной, хотя и явно подчеркивала атлетическое телосложение молодого человека. Именно к этому видному блондину Браун и направилась.
