Я вспоминал 4 апреля 1968 года. Я учился в девятом классе в Эль-Пасо, и директор объявил по интеркому, что доктора Кинга убили в Мемфисе. Я помнил тишину, опустившуюся на школу. Нас всех отпустили домой раньше во избежание возможных беспорядков, но в Эль-Пасо не было бунтов. Оцепенение сковало всех студентов, почти две тысячи человек, бредущих из своих классов в раздевалку. Было слышно только, как всхлипывают девушки и восклицают сдавленно: «Не могу поверить» или «О боже, что же будет?».
Мы с двумя друзьями пошли домой к одному из них. У него был катушечный магнитофон с записью знаменитой речи доктора Кинга «У меня есть мечта»[34]. Мы сидели в тесной комнате и слушали звучный голос: «Свободны наконец; свободны наконец; благодарю Тебя, Всемогущий Боже; мы наконец свободны!» Когда мы слушали речь в третий раз, у нас у всех были слезы на глазах от осознания произошедшего и от того, как это изменило нашу коллективную «черную» реальность. Мы также размышляли о том, куда мы как народ пойдем теперь, лишившись голоса доктора Кинга, направлявшего нас.
Вот какие мысли проносились у меня в голове во время этой стычки с Дэвидом Дюком. Я ощущал связь со множеством «странных и горьких фруктов»[35] суда Линча, свисавших с деревьев в течение десятилетий по воле безбожных палачей; и со множеством забытых людей, живших в страхе, под гнетом тирании Клана и таких, как Дэвид Дюк, из поколения в поколение. Но теперь соотношение сил поменялось. Это я контролировал ситуацию, а не Великий Магистр и его соратники. Я обрел власть над Дэвидом Дюком, и ему это явно не нравилось. По сути, он примерил на себя роль «ниггера», а я, со своим значком полисмена и силой закона, был его «массой» (хозяином). Как жаль, что та фотография, которую я потом вставил в рамку, потерялась среди множества вещей, сменивших со мной четыре дома в западных штатах Америки.
Дюк продолжал испепелять меня взглядом, полным самой лютой злобы, презрения и, может быть, даже ненависти, которые я когда-либо встречал. Мне приходилось арестовывать сутенеров, проституток и драгдилеров и сдавать их в участки и тюрьмы, но никто из них не смотрел на меня так ядовито, как Дэвид Дюк. Полагаю, если бы он мог ответить на свое унижение насилием, зная, что ему за это ничего не будет, он бы непременно сделал это. Не говоря ни слова, он повернулся и отошел, а за ним направились Уилкенс, Кен, Чак, Джим и остальная часть свиты.
Обед продолжался без меня, а я сидел в сторонке и наблюдал. Я находился в поле зрения Дюка и не пытался скрыть свою реакцию на его заявления о превосходстве белых и неполноценности черных. Слушатели делали вид, что эти высказывания не были только что опровергнуты действиями «неполноценного черного». Хотя должен отметить, что Дюк ни разу не произнес уничижительного слова «ниггер», ведь он «держал лицо» представителя «нового Клана» перед публикой.
