О Вольтере можно сказать, что он в философии своей продолжал традиции гуманистов Ренессанса (в литературном творчестве – линию Рабле). Да так, будто не было после Возрождения лютеровской реформы и Контрреформации, будто бы метафизика в течение предшествующих двух веков совсем не развивалась. Однако именно в это время были написаны «Беседы о метафизике» Мальбранша, «Теодицея» и «Начала природы и благодати» Лейбница, «Мысли» Паскаля. Вольтер, конечно же, знал эти работы, но принять содержащиеся в них идеи никак не мог. Они затуманивали ему мировосприятие, а потому он, при случае, всегда нападал на авторов этих книг.
Нападки на Паскаля Вольтер объяснял желанием защитить людей от «возвышенного мизантропа». Мизантропом Паскаль, конечно же, не был. Он глубоко сочувствовал людям, выступал против войн, в которых люди вынуждены погибать за чужие интересы, вообще против всякого насилия («Из того, что возможно насилием подчинить людей справедливости, вовсе не следует, что справедливо подчинять людей насилием»). Проповедовал Паскаль и всеобщую братскую любовь: «Истинное благо должно быть таково, чтобы им могли обладать все сразу, без убыли его и без зависти, и чтобы никто не мог потерять его помимо своей воли. И благо это есть: благо это в любви».
Да, Паскаль порицал самоуверенность тех, кто утверждал, будто человеку могут быть подвластны законы вселенной. Но подобные мысли высказывал и Монтень, однако его как раз Вольтер берет под свою защиту (в частности, от критики того же Паскаля). Почему? Потому что скептицизм Монтеня распространяется на всех и вся, а Паскаль видит спасение человека в его вере. Этого как раз неверующий деист простить ему не может. Не скепсис его пугает, а вера. Впрочем, Паскаль, любивший науку и успешно ею занимавшийся, доверял и человеческому разуму. Свидетельство тому и уже приводившееся выше сравнение человека с мыслящим тростником и следующее изречение Паскаля: «Все наше преимущество заключается в нашей способности мыслить. Мысль наша возвышает нас над остальным миром. Будем же ценить и поддерживать нашу силу мысли, и она осветит нам всю нашу жизнь, укажет нам, в чем добро, в чем зло».
Замечания Вольтера интересны нам не столько тем, как они характеризуют Паскаля, сколько выявлением его собственной позиции. «Человек, – пишет Вольтер, якобы возражая Паскалю, – занимает свое место в природе, более высокое, чем животные, которых он напоминает своей конституцией, и более низкое, чем другие существа, которым он уподобляется, возможно, своей способностью мыслить. Также как и все, что нас окружает, он причастен добру и злу, удовольствию и страданию». Паскаль, по сути, говорит то же самое, считая, что человек – это нечто среднее между всем и ничем. Гораздо серьезнее расхождение в оценке отношения самого человека к своему месту во вселенной.
